"Проспер Мериме. Этрусская ваза (Новеллы)" - читать интересную книгу автора

Он выписывает все наши газеты. Знаете ли вы, что он заядлый бонапартист?
Только и разговору что о Наполеоне. "Какой великий человек _Бунабардо_!" -
твердил он мне. _Бунабардо_ - так называют они Бонапарта.
- "Джурдина - это Журден" (*22), - прошептал де Темин.
- Сначала, - продолжал Теодор, - Мохамед-Али был со мною настороже. Вы
знаете, как вообще турки недоверчивы. Он, черт его возьми, принимал меня
за шпиона или иезуита. Он ненавидит иезуитов. Но вскоре он понял, что я
просто путешественник без предрассудков, живо интересующийся обычаями,
нравами и политическим положением Востока. Тогда он перестал стесняться и
заговорил по душам. На последней аудиенции - это была уже третья - я
решился чистосердечно ему заметить: "Не постигаю, говорю, почему твое
высочество не объявит себя независимым от Порты" (*23). - "Господи! -
воскликнул он. - Я бы рад, да боюсь, что либеральные газеты, заправляющие
всем в твоей стране, не поддержат меня, когда я провозглашу Египет
независимым". Очень красивый старик, прекрасная седая борода, никогда не
смеется. Он угощал меня отличным вареньем. Из всего того, однако ж, что я
подарил ему, больше всего приглянулась ему коллекция рисунков Шарле (*24),
где были изображены различные мундиры имперской гвардии.
- Паша - романтик? (*25) - спросил Темин.
- Он вообще мало занимается литературой, но вы, конечно, знаете, что
вся арабская литература романтична. У них, между прочим, есть поэт
Малек-Айятальнефус-Эбн-Эсраф (*26), издавший за последнее время
"Раздумья", по сравнению с которыми "Раздумья" Ламартина (*27) кажутся
классической прозой. Приехав в Каир, я нанял учителя арабского языка и
начал читать Коран. Уроков я взял немного, но для меня этого было
достаточно, чтобы почувствовать дивные красоты в языке пророка и понять
также, насколько плохи все наши переводы. Угодно видеть арабское письмо?
Взгляните на это слово, начертанное здесь золотом; это значит: Аллах, то
есть Бог.
Тут он показал нам грязное письмо, извлеченное им из надушенного
шелкового кошелька.
- Сколько времени пробыл ты в Египте? - спросил Темин.
- Полтора месяца.
Путешественник продолжал описывать все до мельчайших подробностей.
Почти тотчас после его прихода Сен-Клер вышел и поскакал к своему
загородному дому. Бешеный галоп его коня мешал ему сосредоточиться. Он
лишь смутно сознавал, что счастье его разбито и что винить в этом можно
только мертвеца и этрусскую вазу.
Вернувшись домой, Сен-Клер бросился на диван, где еще накануне так
долго, так сладко мечтал о своем счастье. Он с особым восторгом упивался
вчера той мыслью, что его возлюбленная была не похожа на других женщин,
что за всю свою жизнь она любила только его одного и что никогда она не
полюбит никого другого. Теперь этот чудный сон уступил место печальной,
горькой действительности. "Я обладаю красивой женщиной, и только. Она
умна, но тем больше ее вина: она могла любить Масиньи!.. Теперь, правда,
она любит меня, любит всею душой, как только может любить. Быть любимым
так, как был любим Масиньи!.. Она просто уступила моим домогательствам,
моему капризу, моей дерзкой настойчивости. Да, я обманулся. Между нашими
сердцами не было настоящей склонности. Масиньи или я - это для нее
безразлично. Он был красив - она любила его за красоту. Я иногда ее