"Проспер Мериме. Этрусская ваза (Новеллы)" - читать интересную книгу автора***, особенно когда он излагает свои политические планы.
- Признаете ли вы также, - продолжал Темин, - что госпожа де Курси женщина на редкость умная? Наступило минутное молчание. Сен-Клер опустил голову; ему представилось, что глаза всех присутствующих устремлены на него. - Кто же в этом сомневается? - произнес он наконец, продолжая смотреть в тарелку с таким видом, как будто его занимали нарисованные на ней цветы. - Я утверждаю, - сказал Жюль, возвышая голос, - что она - Одна из трех самых прелестных женщин Парижа. - Я знал ее мужа, - сказал полковник, - он часто показывал мне женины письма: они были очаровательны. - Огюст, - перебил Гектор Рокантен, обращаясь к Сен-Клеру, - представьте же меня графине! Вы, говорят, пользуетесь большим влиянием в ее салоне. - В конце осени, - пробормотал Сен-Клер, - когда она вернется в Париж... Мне... мне кажется, что она никого не принимает в деревне. - Дайте же мне наконец договорить! - вскричал Темин. Снова наступило молчание. Сен-Клер сидел на своем стуле, как подсудимый в зале суда. - Вы не видели графиню три года тому назад, Сен-Клер (вы были тогда в Германии), - продолжал Альфонс де Темин с убийственным хладнокровием, - и, следовательно, вообразить себе не можете, какова была в то время графиня. Прелесть! Свежа, как роза, а главное - жива и весела, как бабочка. И знаете ли, кто из бесчисленных ее поклонников более других удостоился ее расположения? Масиньи! Глупейший и пустейший из людей вскружил голову достигнуть такого успеха? Поверьте: требуется лишь приятная наружность, хороший портной и смелость. Сен-Клер страдал невыносимо. Он собрался уже обвинить рассказчика во лжи, но боязнь скомпрометировать графиню удержала его. Ему хотелось произнести несколько слов в ее оправдание, но язык не повиновался. Губы его дрожали от бешенства. Он тщетно искал косвенный предлог, чтобы придраться и начать ссору. - Как! - вскричал Жюль с видом крайнего удивления. - Госпожа де Курси могла отдаться Масиньи? Frailty, thy name is women [О женщины, вам имя - вероломство! (англ.)] (*11). - Доброе имя женщины - сущий пустяк! - произнес Сен-Клер голосом резким и презрительным. - Каждому позволительно трепать его ради острого словца и... Пока он говорил, он вспомнил с ужасом этрусскую вазу, которую много раз видел на камине в парижском салоне графини. Он знал, что это был подарок Масиньи после возвращения его из Италии, и, словно для того, чтобы усилить подозрение, ваза последовала за графиней в деревню. И каждый вечер, откалывая свою бутоньерку, графиня ставила ее в этрусскую вазу. Слова замерли у него на губах; он видел только одно, помнил только об одном - этрусская ваза! "Хорошее доказательство! Основывать подозрение на такой безделице!" - скажет какой-нибудь критик. Были ли вы когда-нибудь влюблены, господин критик? Темин находился в слишком хорошем расположении духа, чтобы обидеться на |
|
|