"Д.С.Мережковский. Лютер ("Реформаторы" #1) " - читать интересную книгу автора

"Смертное борение я, кажется, терпел за многих", - это предчувствие его
исполнилось: смертное борение надежды с отчаянием терпел он, в самом деле,
за многих - за всех, кто искал, ищет и будет искать Церкви. Его отчаяние -
их надежда; немощь его - их сила; его падение - их восстание. Язвами его они
исцелятся. Надо было ему так погибать, чтобы они спаслись; Церковь надо было
ему искать с такой последней надеждой отчаяния, чтобы они ее нашли.
"Я желал бы... отлученным быть от Христа за братьев моих", - мог бы
сказать и Лютер вместе с апостолом Павлом (Рим., 9:3); и с блаженным
Августином мог бы он сказать прямо в наши дни, как, может быть, иногда
именно таким, как мы, погибающим: "Братья мои, я не хочу спастись без вас!"


5

Чтобы глубоко и по-новому задуматься о том, что сделал и все еще делает
Лютер для голых на голой земле, покинутых Церковью Матерью, или покинувших
ее, детей, вскормленных государственной властью - Волчицей, - чтобы об этом
глубоко задуматься, нет лучшего места в мире, чем то, где я пишу эти
строки, - в чужом доме, одном из многих приютов изгнанника, на древней
Папской Скале, Рокка ди Папа. Стоит мне только поднять глаза к окну от
написанных строк, чтобы увидеть подобную морю, то воздушно-голубую, то
розово-желтую Римскую Кампанью, с медленно по ней скользящими
паутинно-серыми тенями от облаков, - единственное в мире поле сражения, где
столько народов, столько веков, боролось так яростно и тщетно за то, чтобы
"все было едино". К западу, на самом краю неба - почти невидимое,
бледно-желтое, плоское, как медный щит, Средиземное море - общая колыбель
двух, а может быть, и трех человечеств - прошлого, настоящего и будущего; к
северу тоже почти невидимый в солнечной мгле, как будто не настоящий, а
только прошлый и будущий, Рим. Стоит мне только поднять глаза к окну, чтобы
увидеть реющих в небе стальных птиц войны, чье заунывное курлыканье
наполняет небо земною печалью и, может быть, пророчит Вторую Великую войну -
гибель человечества; а внизу, под окном - сбегающие по горным склонам дикие
заросли дубов и каштанов, где было логово древней Волчицы, вскормившей тех
двух Близнецов, двух первых детей-подкидышей; за этими зарослями, в кратере
потухшего вулкана, Альбанское озеро, чьи неподвижные воды кажутся и в самый
яркий полдень ночными, Стигийскими, как воды подземных озер, и на том берегу
этих вод - желтовато-белый, точно из слоновой кости выточенный куб или
игральная кость - летний дворец Папы, прямо окнами в окна, против дома, где
я живу, так что можно сказать, что я пишу против Папы о давно уже для него
конченной, а для меня и, может быть, для многих - или немногих - подобных
мне, едва начатой тяжбе Лютера с Римской Церковью; только, впрочем,
физически, вещественно я пишу "против Папы", а метафизически, духовно - ни
за, ни против, а вне. Но если нельзя отделить Церкви от Папы и спастись вне
Церкви нельзя, то дело мое и наше - многих или немногих, подобных мне, -
очень плохо.
Кажется, папа Пий XI, живущий в Белом Доме, за дебрями Волчицы на том
берегу Стигийских вод, - просвещенный, гуманный и добрый человек. Нет
никакого сомнения, что "соединение Церквей", или то, что он так называет, -
одна из его заветнейших дум. Но если бы он знал, что я об этом думаю, и что,
может быть, думают многие - или немногие, подобные мне, - то, вероятно,