"Д.С.Мережковский. Не мир, но меч (К будущей критике христианства)" - читать интересную книгу автора

но другой завет московского и византийского государственно-церковного
строительства - окаменелую недвижность, верность преданию, уставу,
преобладание начала статического над динамическим, - Петр должен был
нарушить, подчиняясь необходимости вдвинуть Россию в Европу, для того чтобы
сделать русский Третий Рим всемирным, ибо требование всемирности заключено в
идее безграничной власти римского кесаря, императора, каковым и желал быть
Петр, да и не мог не желать, доводя до конца в русском самодержавии
византийское предание восточной Римской империи. Он поневоле должен был
нарушить восточную статику западной динамикой. Сделал, впрочем, все, что от
него зависело, чтобы подчинить и эту новую динамику древней статике, в ее
главном средоточии, в абсолютном единстве православия и самодержавия, чтобы
поработить свободный дух Запада, взять у него формы без содержания, свет без
огня, плоть без души. Получилось нечто подобное тем ярким чужеземным цветкам
или бабочкам, которые сохраняются внутри стеклянного шара, или царству
спящей царевны: все живое, войдя в это царство, замирает, засыпает
очарованным сном; движение становится недвижностью. Спящая царевна -
европейская культура; хрустальный гроб ее - православное самодержавие.
Но Петр все-таки не сделал того, что хотел, потому что это вообще
невозможно: мир устроен так, что движение сильнее недвижности, динамика
сильнее статики - все спящие царевны просыпаются. Малых европейских дрожжей
оказалось достаточно, чтобы поднять все византийское тесто Москвы.
Равновесие было нарушено; надстройка не соответствовала фундаменту, и все
огромное здание дало трещину - раскол, сперва церковный, потом и бытовой,
культурный, общественный - распад России на старую и новую, нижнюю и
верхнюю, простонародную и так называемую "интеллигентскую".
Церковные раскольники, "люди древнего благочестия", - первые русские
мятежники, революционеры, хотя эта революция - во имя реакции. В сознании
раскольников - тьма, рабство, недвижность, бесконечная статика; но в
бессознательной стихии - неугасимый свет и свобода религиозного творчества,
бесконечная динамика, притом уже идущая не извне, из Европы, а из глубины
духа народного. Раскольники, хотя и неверно мистически поняли, но верно
исторически почувствовали религиозную невозможность православного
самодержавия. Первые, хотя и без достаточного права, объявили русское
самодержавие "царством антихриста". Раскол, соединившийся с казацкою
вольницей, пугачевщиной, есть революция снизу, черный террор; а революция
сверху, белый террор - сама реформа, если не по общей идее, то по личным
свойствам Петрова гения, безудержно-стремительного, всесокрушающего в самом
творчестве, анархического, безвластного в самовластии - гения, который
сделался гением всей новой России. Эти-то два противоположные, но одинаково
бурные течения слились в один водоворот, в котором и крутится
государственный корабль России вот уже два столетия. Православное
самодержавие оказалось невозможным равновесием, реакцией в революции,
страшным висением над бездною, которое должно кончиться еще более страшным
падением в бездну.
И по мере того как высилось здание, расширялась и трещина, углублялся
раскол. С поверхности исторической перешел он в глубину мистическую, где
возникло сектантство, которое в крайних сектах - штунде, молоканстве,
духоборчестве - шло до почти сознательного религиозного отрицания не только
русского самодержавия, но и всякого вообще государства, всякой власти, как
царства антихристова, до почти сознательного религиозного анархизма. Русское