"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

камней.
- Я вам и передать не могу,- заключил он свой рассказ,-какие они
добрые!..
- Почему же стихийные духи являются не всем, а только избранным?
- Как можно всем? Они боятся грубых людей,-развратников. пьяниц,
обжор. Любят детскую простоту и невинность. Они только там, где нет злобы и
хитрости. Иначе становятся пугливыми, как лесные звери, и прячутся от взоров
человека в родную стихию.
Лицо старика озарилось мечтательной, нежной улыбкой.
"Какой странный, жалкий и милый человек!"-подумал Леонардо, уже не
чувствуя негодования на алхимические бредни, стараясь говорить с ним
бережно, как с ребенком, готовый притвориться обладателем каких угодно тайн,
только бы не огорчить мессера Галеотто. Они расстались друзьями.
Когда Леонардо уехал, алхимик погрузился в новый опыт с Маслом Венеры.
В то время перед громадным очагом, в нижней горнице находившейся под
лабораторией, сидела хозяйка, мона Седония, и Кассандра.
Над вязанкой пылающего хвороста висел чугунный котел, в котором
варилась похлебка с чесноком и репою на ужин. Однообразным движением
сморщенных пальцев старуха вытягивала из кудели и сучила нить, то подымая,
то опуская быстро вращавшееся веретено. Кассандра глядела на пряху и думала:
опять все то же, опять сегодня, как вчера, завтра, как сегодня; сверчок
поет, скребется мышь, жужжит веретено, трещат сухие стебли горицы, пахнет
чесноком и репою; опять старуха теми же словами попрекает, точно пилит тупою
пилою: она, мона Сидония, бедная женщина, хотя люди болтают, что кубышка с
деньгами зарыта у нее в винограднике. Но это ввдор. Мессер Галеотто разоряет
ее. Оба, дядя и племянница, сидят у нее на шее, прости Господи! Она держит и
кормит их только по доброте сердца. Но Кассандра уже не маленькая: надо
подумать о будущем. Дядя умрет и оставит ее нищею. Отчего бы ей не выйти
замуж за богатого лошадиного барышника из Абиатеграссо, который давно
сватается? Правда, он уже не молод, зато человек рассудительный,
богобоязненный; у него лабаз, мельница, оливковый сад с новым точилом.
Господь посылает ей счастье. За чем же дело стало? Какого ей рожна?
Мона Кассандра слушала, и тяжелая скука подкатывалась комом к горлу,
душила, сжимала виски, так что хотелось плакать, кричать от скуки, как от
боли.
Старуха вынула из котелка дымящуюся репу, проколола острой деревянной
палочкой, очистила ножом, облила густым, алым виноградным морсом и начала
есть, чавкая беззубым ртом.
Молодая девушка привычным движением, с видом покорного отчаяния,
потянулась и заломила над головой тонкие, бледные пальцы.
Когда, после ужина, сонная пряха, как унылая парка, закивала головой, и
глаза ее начали слипаться, скрипучий голос сделался ленивым, болтовня о
лошадином барышнике бессвязной,-Кассандра вынула украдкой из-под одежды
подарок отца, мессера Луиджи, талисман, висевший на тонком шнурке,
драгоценный камень, согретый телом ее, подняла его перед глазами так, чтобы
пламя очага просвечивало, и стала смотреть на изображение Вакха; в
темно-лило
вом сиянии аметиста выступал перед нею, как видение, обнаженный юноша
Вакх с тирсом в одной руке, с виноградной кистью в другой; скачущий барс
хотел лизнуть эту кисть языком. И любовью к прекрасному богу полно было