"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

особенно веселый в этот вечер, даже как бы резвый, несмотря на свою старость
и подагру, молвил, указывая на единорог:
- Полагаю, ваша светлость, что у самого короля французского нет такого
рога. Величина изумительная!
- Ки-хи-ки! Ки-хи-ки! - закричал горбун Янаки, любимый шут герцога,
гремя трещоткой - свиным пузырем, наполненным горохом, и позвякивая
бубенчиками пестрого колпака с ослиными ушами.
- Батька, а, батька,-обратился он к Моро, указывая на графа
Бергамини,- ты ему верь: он во всяких рогах толк разумеет, не только в
звериных, но и в человечьих. Ки-хи-ки, ки-хи-ки! У кого коза, у того рога!
Герцог пальцем погрозил шуту.
На хорах грянули серебряные трубы, приветствуя жаркое - громадную
кабанью голову, начиненную каштанами, павлина с особою машинкою внутри,
распускавшего на блюде хвост и бившего крыльями, и, наконец, величественный
торт, в виде крепости, из которого сначала послышались звуки военного рога,
а когда разрезали поджаристую корку, выскочил карлик в перьях попугая. Он
забегал по столу, его поймали и посадили в золотую клетку, где, подражая
знаменитому попугаю кардинала Асканио Сфорца, он стал уморительно
выкрикивать "Отче наш".
- Мессере,- обратилась герцогиня к мужу,- какому радостному событию
обязаны мы столь неожиданным и великолепным пиршеством?
Моро ничего не ответил, только украдкой любезно переглянулся с графом
Бергамини: счастливый муж Чечилии понял, что пиршество устроено в честь
новорожденного Чезаре.
Над кабаньей головой просидели без малого час; времени на еду не
жалели, памятуя пословицу: за столом не состаришься.
Под конец ужина толстый монах, по имени ТаппонеКрыса, возбудил всеобщее
веселье.
Не без хитростей и обманов удалось Миланскому герцогу переманить из
Урбино этого знаменитого обжору, изза которого спорили государи и который
будто бы однажды в Риме, к немалому удовольствию его святейшества, сожрал
целую треть камлотового епископского подрясника, изрезанную на куски и
пропитанную соусом.
По знаку герцога поставили перед фра Таппоне гробовидный сотейник с
бузеккио - требухою, начиненною яблоками айвы. Перекрестившись и засучив
рукава, монах принялся уписывать жирную снедь с быстротой и жадностью
неимоверною.
- Если бы такой молодец присутствовал при насыщении народа пятью
хлебами и двумя рыбами, остатков не хватило бы и на двух собак!-воскликнул
Беллинчони.
Гости захохотали. Все эти люди заражены были смехом, который от каждой
шутки, как от искры, готов был разразиться оглушительным взрывом.
Только лицо одинокого и молчаливого Леонардо сохраняло выражение
покорной скуки: он, впрочем, давно привык к забавам своих покровителей.
Когда на серебряных блюдцах подали золоченые апельсины, наполненные
душистой мальвазией, придворный поэт Антонио Камелли да Пистойя, соперник
Беллинчони, прочел оду, в которой искусства и науки говорили герцогу: "мы
были рабынями, ты пришел и освободил нас; да здравствует Моро!" Четыре
стихии-земля, вода, огонь И воздух-пели: "да здравствует тот, кто первый
после Бога правит рулем вселенной, колесом фортуны!" Прославлялись также