"Виктор Меньшов. Купи себе Манхэттен... (Бабки на бочку)" - читать интересную книгу автора

с Манхэттеном, в лице которого старик обрел внимательнейшего слушателя.
Алик буквально конспектировал за дедом каждое слово.
Поначалу мы покупали товар, почти не торгуясь, часто уступали из
жалости, видя многодетные семьи и страдающих от своей бесполезности
здоровых мужиков. В городе царила жесточайшая безработица. Кормились в
основном за счет подсобного хозяйства да случайных заработков. Почти все
предприятия в этом и без того не особо промышленном городе стояли.
Некоторые за ненадобностью, другие, потому что не выдерживали конкуренции,
а кого-то просто не пускали из региона на российский рынок, чтобы избежать
конкуренции дешевого товара.
Но вскоре нас затянула жажда наживы. Мы считали прибыли, и у нас
кружилась голова. О таких деньгах мы никогда и мечтать не могли. Постепенно
мелочная и нудная торговля из-за каждого рубля перестала смущать нас, мы
отчаянно бились и цеплялись за каждую копейку, словно она у нас последняя.
Мы увлеклись поисками дешевого товара, бросались на каждого продавца и
владельца нутрий, как коршун на добычу. Мы поняли, что такое страсть
наживы. Это была действительно страсть. Ни с чем не сравнимый азарт, охота,
погоня. Здесь было все, о чем мечтают мужчины, если у них в жилах течет
кровь, а не розовая водичка. Адреналина в этом деле хватало с избытком.
Отрезвление пришло неожиданно. Мы как-то подъехали к одному из
домишек, где накануне договорились закупить партию шкурок. Партия была не
особо большая, но мы долго уговаривали хозяина, измученного какими-то
болезнями, на лечение которых они с женой и переводили все свои, с таким
трудом добытые деньги. Бедняга оказался втянутым в страшный житейский
водоворот: тяжелым трудом зарабатывая на лечение одних болезней, попутно
приобретал себе новые. У него был свой оптовый покупатель. Он бы, наверное,
не согласился продать шкурки нам, хотя и уговаривали мы его почти час, но
тут пришла из аптеки его супруга, рано состарившаяся женщина, тяжело
переваливающаяся на распухших ногах, послушала наши "песни" и сказала:
- Сенечка, милый, ты погляди, что с меня в аптеке вытребовали! Если
плотют больше, отдай им, отдай людям добрым, приедут Максим с Егоркой,
объясним им, что да как. А вы завтра приехайте, мы приготовим все, не
сомневайтесь.
Мы и приехали. Но у ворот раздрызганного забора уже стоял обшарпанный
и облупленный мотороллер "Муравей" с кузовком. Из ворот два мужичка,
молодой и старый, отец и сын наверное, выносили вязки шкурок, за которые мы
вчера отслюнили задаток. Мы с Димой переглянулись.
- Эй, хозяин! - окликнул я мужика постарше, который полез в кузов,
чтобы принять и уложить шкурки. - Тебе не кажется, что ты чужое берешь?
- А это ты, что ли, выделывал эти шкуры? - бросил тот через плечо,
даже не оглянувшись.
- Мы не выделывали, но задаток за них заплатили, - вмешался Димка и
оглянулся на вышедшую из ворот хозяйку. - Так ведь, хозяюшка?
Та, переваливаясь на своих распухших ногах, заспешила к нам.
- Ребятки, милые, вы уж извиняйте, Максим с Егоркой нам все-таки не
чужие будут, им тоже жить нужно. Вы уж простите старую, совсем беда глаза
застит. Вы уж заберите деньги, а нужны шкурки, - я вам скажу, где ещё
купить можно...
- Нет, хозяйка, так дела не делаются, - остановил я её. - Мы обо всем
договорились, так не годится. Давай, браток, сгружай товар обратно.