"Виктор Меньшов. Купи себе Манхэттен... (Бабки на бочку)" - читать интересную книгу автора

внушительных размеров. Кто-то богател, кто-то приезжал из других республик
бывшего нерушимого. Когда межу ними пролегли границы, многие подались в
Россию, спасаясь от войны и голода. В городе жила большая армянская
диаспора, много выходцев из Душанбе и Казахстана. Те, кто побогаче, рвались
в краевые центры - в Ростов и Краснодар, а то и поближе к Москве, а те, у
кого денег было поменьше, переползали на последнем издыхании границу и
оседали по мелким городам и станицам благодатного края.
Потом мы остановились посмотреть на большой, красивый храм. Подъехала
"Волга", из неё с трудом выбрался батюшка метра два ростом и охвата
невероятного, с лицом не только круглым, но и выпуклым, с реденькой
бородкой. Он перекрестился на храм пухлыми пальцами и протиснулся в ворота.
- Ну и поп! Об такой лоб только поросят бить, - покачал головой
Манхэттен.
И тут же получил по затылку от Димки, который истово крестился на
кресты храма. Алик хотел что-то возразить по этому поводу, но Дима показал
ему увесистый кулак, и аргумент был признан серьезным. Манхэттен заткнулся.
Гулять особо было негде, и мы вернулись в центр, зашли в музей, хотя
выучили его назубок ещё в прошлый приезд, а я так и раньше: приходилось
бывать тут во время раскопок. И сотрудника музея, старшего археолога района
я немного знал. Звали его Андрей, но в этот раз мы его не застали, куда-то
уехал, впрочем, почти как всегда.
В музее было тихо и удивительно чисто. Одна сотрудница меня узнала,
спросила, не на раскопках ли мы. Пришлось ответить, что нет. И в сердце
кольнуло.
Я заторопил друзей, и мы вернулись в гостиницу. Там нас чуть Кондратий
не хватил. Дверь в номер была приоткрыта. Мы не сговариваясь бросились
внутрь и застыли на пороге. Две миловидные женщины убирались в комнатах. Мы
с облегчением перевели дух и переглянулись.
Каждый из нас в душе, я уверен, проклинал себя за беспечность.
Отправившись просто пошляться, мы оставили без присмотра огромную сумму
денег. Это послужило нам уроком на будущее. С тех пор мы никуда не уходили
вместе, если в доме оставались деньги и товар.
После обеда, когда мы дремали, развалясь на кроватях, к нам постучал
молодой парень, сказал, что он от Хлюста, что дом освободился, и Хлюст
просит кого-нибудь сходить посмотреть его. Пошли Дима и Манхэттен. Я
остался.
Вернулись они быстрее, чем я ожидал, оба в приподнятом настроении,
почти восторженные. Наперебой бросились расхваливать домик, заторопили,
затормошили меня, и уже вечером мы переехали на новое место. Это оказался
небольшой дом из четырех комнат, беленый, без обоев, светлый и чистенький,
огражденный высоким забором. Вдоль стены шла беседка из виноградных лоз,
которые летом закрывали окна зеленью от яркого и жаркого солнца Кубани.
Во дворе стоял большой сарай, крепкий, с мощными воротами. Огорода не
было, зато радовал глаз фруктовый садик. Яблоня, груша, четыре вишни, два
высоченных абрикосовых дерева и громадина-орех. И ещё была кухня-времянка,
в каких здесь с весны до поздней осени проводит основное время почти все
женское население, заготавливая разносолы и варенья, благо все растет тут
само, только собирай.
Нас все устраивало. Со всех сторон дом окружали соседские заборы, с
примыкающими хозяйствами, так что незаметно подобраться к нам было бы