"Александр Мень. Дионис, Логос, Судьба (Греческая религия и философия от эпохи колонизации до Александра)" - читать интересную книгу автора

что богиня радуется им, и, поэтому народ не скупился на парадные торжества,
игры и состязания в честь своей покровительницы. Ей слагали торжественные
гимны:
Славить Афину Палладу, оплот городов, начинаю
Страшную. Любит она, как Арес, военное дело:
Яростный воинов крик, городов разрушенье и войны.
Ею хранится народ, на сраженье ль идет иль с сраженья.
Славься, богиня! Пошли благоденствие нам и удачу! (3)
Однако любая гражданская религия, лишенная интимной связи с верующей
душой, как правило, суха и лубочна. У людей с богатым внутренним миром она
нередко вызывает если не отвращение, то по крайней мере равнодушие. Культ
городских богов рано стал превращаться в общественную повинность, а там, где
в религии торжествует форма, она обречена на вырождение.
При этом казенному благочестию сопутствовал, как это нередко бывает,
государственный фанатизм. Греция стала одной из первых стран, где начали
гнать инакомыслящих. Преследованиям за оскорбление богов подвергались, как
мы увидим, Анаксагор и Протагор, Сократ и Аристотель. Величайшим грехом
считалось пренебрежение внешним культом или покушение на культовое
имущество. Убеждение, что жертвой можно искупить любой проступок,
способствовало, по мнению Платона, порче нравов.
Много говорилось и писалось о выхолощенности поздней религии римлян, но
по справедливости нужно сказать, что прообраз этого омертвения существовал
уже в эллинском полисе. Никакие политические страсти, состязания певцов или
спорт не могли заполнить духовный вакуум, тем более что на смену массовой
родовой психологии шло возраставшее самосознание личности. Человек уже
переставал видеть себя только звеном гражданского целого. Власть общества и
традиции начинали тяготить его.
Духом протеста и негативизма проникнута поэзия Архилоха (VI в.),
который любил поднимать на смех почтенных людей города и привычные
условности. Считалось, например, позорным потерять свой щит в битве. Но
Архилоха это совсем не тревожило: "Сам я кончины зато избежал, и пускай
пропадает щит мой". В дни всеобщего траура по погибшим согражданам он во
всеуслышание заявляет: "Я ничего не поправлю слезами, а хуже не будет, если
не стану бежать сладких утех и пиров".
Народные верования мало привлекали людей столь независимых, и хотя на
словах они чтили богов, зачастую это была пустая формальность. Слишком
земные, слишком понятные, боги оказывались существами почти того же порядка,
что и смертные. Между тем люди не могут долго довольствоваться идеалом,
который не возвышается над уровнем человеческого. То, перед чем человек
может склониться, не унижая своего достоинства, должно превосходить его, а
этого нельзя было сказать о гомеровских богах. Поэтому естественно, что взор
мыслящих греков все чаще силился проникнуть в таинственные небеса поверх
Олимпа.
Но что они могли найти там?
Из поэм Гомера им было известно, что боги бессильны перед решениями
Судьбы, а следовательно, правит миром она. Вселенная же, таким образом,
являет собой как бы систему всеобщей зависимости. Раб подчинен
человеку-господину, человек - игрушка богов, боги подвластны Судьбе. Удел
человека - рабство не только внешнее, но и духовное, ибо он предстоит богам
не с чувством смирения, а скорее как невольник. Смирение рождается из веры в