"Герман Мелвилл. Ому (Роман) " - читать интересную книгу автора

ли сильный ветер или слабый, она всегда была готова им воспользоваться, и
когда летела вперед и рассекала носом волны, то вставая на дыбы, то
проваливаясь, вы и думать забывали о ее залатанных парусах и изъеденном
червями корпусе. Как это шустрое суденышко летело по ветру! То и дело
заваливаясь на борт, конечно, но как весело и игриво. Когда оно шло против
ветра, никакой шквал не мог его опрокинуть; с устремленными вверх мачтами,
оно смотрело прямо в лицо ветру и шло все вперед.
Но в общем на "Джульеточку" не следовало полагаться. Достаточно быстрая
и игривая, она именно поэтому не заслуживала доверия. Кто знает, быть может,
подобно иному еще бойкому старичку, который вдруг сразу дряхлеет и впадает в
немощь, она могла в одну прекрасную ночь дать сильную течь и похоронить нас
всех на дне морском. Впрочем, "Джульеточка" не сыграла с нами такой
безобразной шутки, и, значит, я был неправ в своих подозрениях.
Наше судно не имело определенного назначения. Согласно его документам,
оно могло идти куда угодно - заниматься ловлей китов, тюленей или еще
чем-нибудь. В основном, впрочем, рассчитывали на промысел кашалотов, хотя до
настоящего времени их было убито и принято на борт всего два.
В тот день, когда "Джулия" покинула Сиднейский рейд, ее команда
состояла из тридцати двух человек. Теперь насчитывалось около двадцати;
остальные сбежали. Даже три младших помощника, командиры китобойных шлюпок,
исчезли; а из четырех гарпунщиков остался лишь один, новозеландец, или
"маори", как чаще называют его земляков в Тихом океане. Но это еще не все.
Больше половины оставшихся матросов в той или иной степени страдало от
последствий длительного пребывания в славящемся своим распутством порту;
иные из них совершенно не могли исполнять свои обязанности, у нескольких
человек болезнь приняла опасный характер, а остальные кое-как выстаивали
вахту, хотя пользы от них было мало.
Капитан, типичный молодой горожанин, несколько лет назад эмигрировал в
Австралию и по какой-то протекции стал капитаном судна, хотя абсолютно
ничего не смыслил в этом деле. По всем своим склонностям он был сухопутным
человеком, и хотя имел образование, подходил для морской службы не больше,
чем парикмахер. Поэтому все над ним издевались. Матросы называли его
"кают-юнгой", "чернильной душой" и еще полудюжиной других презрительных
кличек. Моряки поистине не стеснялись и не делали секрета из того, каким
посмешищем его считали; что касается самого хрупкого джентльмена, он все это
прекрасно знал и держался с подобающей скромностью. Стараясь как можно реже
вступать в сношения с командой, он предоставил распоряжаться старшему
помощнику, который, по мере того как развертывались события, вел себя все
более самостоятельно.
Все же, несмотря на кажущееся самоустранение, молчаливый капитан не так
уж мало вмешивался в дела, как думали матросы. Коротко говоря, вопреки своей
глуповатой наружности, он обладал чем-то вроде тихого, робкого коварства,
которого никто в нем не заподозрил бы и которое именно поэтому было особенно
действенным. Прямолинейный старший помощник, всегда считавший, что он
поступает как ему хочется, нередко бывал орудием в руках капитана; никому и
в голову не приходило, что кое-какие неприятные меры, несмотря на всеобщее
ворчание, проводившиеся помощником, исходили от маленького щеголя в нанковой
куртке и белых парусиновых туфлях. Впрочем, по крайней мере всем так
казалось, старший помощник всегда поступал по-своему, и в большинстве
случаев это действительно так и было; и никто не сомневался, что капитан