"Герман Мелвилл. Белый Бушлат " - читать интересную книгу автора

В самом деле, продлись это положение вещей еще хотя бы сутки, крайнее
охлаждение воздуха и все возрастающая у нас вялость подвели бы многих из нас
под нож хирурга и его помощников, но тут командиру корабля пришла гуманная
мысль понудить нас к энергичному моциону.
Да будет вам известно, что когда у грот-люка на батарейной палубе
появляется боцман с приложенной к губам серебряной дудкой, он неизменно
возбуждает в команде живейший интерес, ибо является предвестником какого-то
общего распоряжения по кораблю. "Что там еще выдумали?" - вот вопрос,
которым перебрасываются матросы. Короткий предварительный свист служит для
того, чтобы вызвать с постов и собрать вокруг "Старого Травилы", как зовут
боцмана матросы, четырех его помощников. Затем "Травила" или "Дудка" в
качестве концертмейстера высвистывает особый призыв, которому вторят его
товарищи. И лишь после этого выкрикивается приказ, какой бы он ни был, и
повторяется до тех пор, пока самый отдаленный угол не откликнется на него
эхом. Боцман со своими помощниками играет здесь роль городского глашатая.
Штиль наступил после полудня, а на следующее утро команда была
взбудоражена приказом, сформулированным и провозглашенным в следующих
выражениях: "Эй, слышите там! Всей команде забавляться!".
Этот приказ, отдающийся в редчайших случаях, произвел на команду то же
впечатление, что порция веселящего газа [120] или лишняя чарка грога. На
время привычная корабельная дисциплина была начисто забыта, и воцарилась
полная распущенность. Тут было столпотворение, там бедлам, и всюду стоял ад
кромешный. Шумок после представления был ничто по сравнению с тем, что
наступило. Все робкие и трусливые в страхе забились в свои норы, а здоровые
и смелые зычно возликовали. Кучки матросов в самых диких нарядах словно на
каком-то сумасшедшем карнавале носились по палубам и хватали кого угодно -
за исключением унтер-офицеров и любителей кулачного боя - и теребили и
тормошили несчастного до тех пор, пока не разогревали своей жертвы до
спасительной теплоты. Одних подвязывали к горденю и бодро вздергивали
наверх, других, усадив верхом на весло, катали от носа до кормы и обратно
под шумное одобрение зрителей, любой из которых мог оказаться следующей
жертвой. С марсов были спущены качели, на которых, как на гигантских шагах,
широкими дугами окружности с востока на запад и с запада на восток
раскачивали до полного изнеможения самых строптивых, особливо избранных на
этот предмет, несмотря на их бурное сопротивление. Хорнпайпы [121], фанданго
[122], доннибрукские жиги [123], рилы [124] и кадрили выплясывались под
самым носом всемогущего командира, притом даже на священных шканцах и на
юте. Кулачный бой и борьба пользовались не меньшим успехом. Тут применялись
и кентуккийские зажимы и индейские захваты [125]. Шум пугал морских птиц,
пролетавших мимо корабля с боязливой поспешностью.
Разумеется, без происшествий не обошлось, но на них, за исключением
одного, я останавливаться не буду. Когда буйное веселье достигло своего
апогея, один из фор-марсовых, весьма дурного нрава португалец, заявил, что
уложит на месте всякого, кто посягнет на его неприкосновенность. Угрозу
услышали несколько головорезов и, подкравшись к нему сзади, подставили
ножку. Не успел он моргнуть глазом, как оказался верхом на весле среди
гогочущей толпы, которая со скоростью поезда понеслась с ним по палубе.
Живая масса рук вокруг него и под ним была так плотна, что стоило ему
покачнуться и упасть на одну сторону, как его тотчас же выпрямляли толчком
вбок, после чего он соскальзывал уже в другую, где получал новый удар. Этого