"Герман Мелвилл. Белый Бушлат " - читать интересную книгу автора

затруднительно выбраться и где сон оказывается не более как насмешкой и
пустым словом.
Восемнадцать дюймов на брата* - вот все, что вам отпущено, и в этом вы
должны разместиться. Ужасно! На виселице и то более просторно.
______________
* Около 46 см. (Прим. выполнившего OCR.)

В жаркие тропические ночи койка ваша превращается в утятницу, где вы
тушитесь и тушитесь, и только что не слышите, как шипит ваш организм. Тщетны
все попытки увеличить свое жизненное пространство. Попробуйте только
подложить себе под голову сапоги или какие-либо другие предметы, могущие
послужить распорками. Все в ряду, к которому вы принадлежите, в тот же миг
почувствуют посягательство на свою территорию и поднимут страшный крик, пока
виновный не отыщется и его ложе не будет водворено в отведенные ему пределы.
Все отделения и команды подвешиваются в своих койках на том же уровне.
Шкентросы их коек скрещиваются и перекрещиваются во всех направлениях, так
что все эти койки представляют собой в конечном счете одну огромную походную
кровать, расположенную между двумя палубами, отстоящими друг от друга
примерно на пять футов.
Как-то в очень теплую ночь во время штиля, когда было так жарко, что
надо было быть скелетом, чтобы не страдать от духоты (ибо у того кости
всегда продуваются сквозняком), обливаясь потом, я ухитрился выкарабкаться
из койки и, напрягая последние силы, неслышно опуститься на палубу.
"Посмотрим, - подумал я, - хватит ли у меня мозгов измыслить что-либо, что
дало бы мне возможность одновременно и дышать и спать. Придумал. Я опущу
свою койку ниже всех, и тогда - на этом особом и независимом уровне - вся
жилая палуба окажется в моем распоряжении". Итак, я опустил свою койку до
желаемого уровня - около трех дюймов от палубы - и снова забрался в нее.
Но увы! Новый способ подвески придал моему ложу вид полумесяца - в то
время как голова моя и ноги были на одной высоте, поясница все время куда-то
оседала. Я чувствовал себя так, будто некий лучник-великан схватил меня
вместо лука за пояс.
Но был еще другой выход из положения. Я подтянул свое ложе так, что оно
оказалось выше всех окружавших коек. Свершив это, я последним усилием
взгромоздился на него, но увы! на нем стало много хуже, чем раньше.
Злополучная койка сделалась твердой и прямой, как доска, и я лежал на ней,
прижатый носом к подволоку, словно покойник, упирающийся в крышку гроба.
Кончилось тем, что я с удовольствием опустился на прежний уровень и
стал думать, как безумно, находясь во власти произвола, пробовать подняться
выше или опуститься ниже тех, кого законы поместили на одном с тобой уровне.
А раз уж мы говорим о койках, расскажу об одном случае, имевшем место
на "Неверсинке". Такие случаи повторялись три или четыре раза, исход их был
различный, но ничьей гибелью не окончился. Подвахтенные крепко спали в
кубрике, где царило глубокое молчание, когда внезапный удар и стон пробудили
всех спящих. Успели заметить лишь низ белых брюк, метнувшихся по трапу
носового люка.
Мы бросились на стон и увидели, что на палубе лежит человек. Один конец
его койки не выдержал, и он чуть не ударился головой об одно из трех
двадцатичетырехфунтовых ядер, которое, видно, нарочно положили туда. Когда
выяснилось, что пострадавшего давно подозревали в доносительстве, этот