"Герман Мелвилл. Энкантадас или очарованные острова" - читать интересную книгу автора

днища у бочек со спиртным и провозгласили республику. Павшие в бою были
преданы земле со всеми подобающими воинскими почестями, а дохлые псы с
позором полетели в море. В конце концов под воздействием суровых
обстоятельств беглый король спустился с холмов и предложил начать мирные
переговоры. Мятежники отказали ему во всем, кроме сдачи на условиях
безоговорочной капитуляции. Соответственно следующее же судно, навестившее
остров, унесло развенчанную королевскую особу в Перу.
История властителя с острова Чарльза наглядно показывает, насколько
трудно колонизировать голые острова с такими беспринципными пилигримами.
Ссыльный же монарх, задумчиво погруженный теперь в занятия сельским
хозяйством на территории Перу, чье правительство предоставило ему безопасное
политическое убежище, еще долгое время следил за каждым прибывшим с
Энкантадас, надеясь услышать вести о падении республики и мольбы населения о
возвращении законного правителя. Он не сомневался, что этот несчастный
эксперимент с республикой должен скоро лопнуть. Но не тут-то было -
инсургенты избрали такой тип демократии, который не походил ни на греческий,
ни на римский, ни на американский. В сущности то была вовсе не демократия, а
постоянно действующая бунтократия, которая процветала, избрав своим
единственным законом беззаконие. Вскоре ряды бунтовщиков просто раздулись от
притока всякого рода мерзавцев, бежавших теперь с любого корабля,
прибывающего на остров, тем более что дезертирам предлагались всевозможные
завлекательные приманки. Остров Чарльза был объявлен политическим убежищем
для угнетенных всех флотов мира. Каждый удравший матрос превозносился до
небес как страдалец за дело свободы и немедленно принимался в число
оборванных граждан этой вселенской нации. Напрасно капитаны пытались вернуть
скрывающихся моряков. За каждого из них новые соотечественники были только
рады навешать любое количество фонарей под глазом кому угодно. Следует
отметить, что при всей малочисленности местной артиллерии с их крепкими
кулаками нельзя было не считаться. Наконец, дела зашли настолько далеко, что
ни одно судно, мало-мальски знакомое с обычаями этой страны, не осмеливалось
приближаться к ее пределам, какой бы сильной ни была нужда в провианте.
Остров сделался анафемой, морской Альзатией, неприступным убежищем
всевозможных сорвиголов, которые во имя свободы творили все, что им только
заблагорассудится. Их количество постоянно колебалось. Моряки,
дезертировавшие на другие острова или удравшие с судов на шлюпках, толпами
правили к острову Чарльза, словно к родному дому; одновременно толпы других,
кому надоела островная жизнь, время от времени переправлялись на соседние
острова и там, прикинувшись перед неискушенными капитанами жертвами
кораблекрушения, частенько умудрялись наняться на суда, отходящие на
континент, не отказываясь по прибытии туда от небольшой суммы, предлагаемой
им из сострадания.
Однажды теплой ночью, во время моего первого плавания на острова, когда
наше судно лежало на своем курсе, окруженное томной тишиной, на баке кто-то
закричал: "Вижу огонь!" Мы начали всматриваться в темноту и увидели примерно
по траверзу маяк, горящий на каком-то смутно очерченном берегу. Наш третий
помощник, мало знакомый с этими краями, подошел к капитану и сказал: "Должно
быть, это потерпевшие кораблекрушение, сэр. Позвольте сходить за ними на
шлюпке".
Капитан мрачно рассмеялся, погрозил кулаком в сторону маяка, крепко
выругался и произнес: "Ну нет, дорогие мои. Будь проклята эта ночь, но вам