"Герман Мелвилл. Билли Бадд, фор-марсовый матрос (Истинная история)" - читать интересную книгу автора

как я взял этого молодца, у меня на баке конца не было сварам. Черное это
было время на борту моих "Прав". Я до того измучился, что и в трубке
утешения на находил. А потом явился Билли, точно католический поп, который
утихомиривает подравшихся ирландцев. Нет, он им проповедей не читал и ничего
особенного не говорил и не делал. Только что-то в нем есть такое, от чего
самые кислые становились слаще. Их к нему тянуло, точно ос на патоку, всех,
кроме только того, кто раньше был на баке заправилой - эдакий дюжий косматый
детина с огненно-рыжей бородой. Верно, из зависти, и полагая, что от такого
"миленького малыша", как он его с насмешкой называл, уж конечно, отпора
ждать нечего, начал он всячески искать с ним ссоры. Билли сначала терпел и
старался с ним поладить по-хорошему - он ведь схож со мной, лейтенант, в
том, что нет для меня ничего мерзее ссор, - но без толку. И вот однажды на
второй собачьей вахте рыжебородый прямо перед всеми заявил Билли, что вот
сейчас покажет ему, откуда отрубают филейную часть (малый этот прежде был
мясником), и с насмешкой ткнул его под ребра. Тут уж Билли на него кинулся.
Возможно, ударил он сильнее, чем собирался, но, как бы то ни было, отделал
он рыжего олуха знатно. И всего за полминуты. От его молниеносной быстроты
тот совсем ошалел. Вы, наверное, не поверите, лейтенант, а только
рыжебородый теперь души в Билли не чает - он его любит по-настоящему, или
другого такого лицемера свет еще не видывал. Да они его все любят. Одни
белье ему стирают и чинят его старые брюки, а плотник в свободное время
сколачивает для него красивый сундучок. Для Билли Бадда каждый готов сделать
что угодно, и мир у нас тут царит, точно в дружной семье. Но я знаю,
лейтенант, во что сразу превратятся "Права" без этого малого. Не скоро мне
теперь доведется, отобедав, спокойно выкурить трубочку у кабестана, нет, не
скоро. Да-да, лейтенант, вы забираете у меня матроса, каких мало. Вы
забираете моего миротворца!
Тут добряк не без труда сдержал рыдание.
- Ну что же, - сказал лейтенант, который слушал его с насмешливым
интересом, все больше веселея от новых возлияний. - Блаженны миротворцы, и
уж тем более драчливые миротворцы. Вроде тех семидесяти четырех красоток,
подмигивающих из портов корабля, который лежит вот там в дрейфе и ждет меня!
- С этими словами он указал в иллюминатор на "Неустрашимого". - Но не
отчаивайтесь! Не вешайте носа! Ручаюсь, вы получите высочайшее одобрение. Уж
конечно, его величество придет в восхищение, услышав, что в дни, когда
матросы идут на его службу не с той охотой, как следовало бы, в дни, когда
шкиперы втайне злобствуют, если у них позаимствуют человека-другого для
королевского флота, его величество, повторяю, придет в восхищение, узнав,
что хотя бы один шкипер с радостью отдал королю лучшее украшение своей
команды - матроса, который столь же верноподданно не выразил ни малейшего
неудовольствия. Но где же мой красавчик? А! - воскликнул он, взглянув в
открытую дверь. - Идет, идет и, черт побери, тащит свой сундучок! Ну
прямо-таки Аполлон с дорожным саком!
- Милейший, - продолжал лейтенант, вставая, - на военных кораблях такие
ящики не положены. Вот если в них картечь - другое дело. Клади свои вещи в
сумку, малый. У кавалериста - сапоги и седло, у матроса военного флота -
сумка и койка.
Вещи были переложены из сундучка в сумку, затем лейтенант приказал
новобранцу спуститься в катер, спустился сам, и катер отвалил от "Прав
человека". Таково было полное название торгового судна, хотя шкипер и