"Герман Мелвилл. Писец Бартлби (Уолл-стритская повесть)" - читать интересную книгу автораблеска. Меня осенила догадка, что работа у темного окна, да еще при том
беспримерном усердии, какое проявлял он в первые недели, плохо отразилась на его зрении. Я был растроган. Я сказал ему какие-то слова утешения, дал понять, что он правильно сделает, если на время воздержится от переписывания, и советовал воспользоваться передышкой и побольше бывать на воздухе. Этому совету он, впрочем, не последовал. Спустя немного дней, когда мне потребовалось срочно отправить по почте несколько писем, а другие мои клерки уже ушли, я подумал, что раз Бартлби решительно нечего делать, он, конечно же, не станет упорствовать, как обычно, а снесет эти письма на почтамт. Но он отказался. Волей-неволей пришлось мне идти самому. Прошло еще несколько дней. Лучше ли стало у Бартлби с глазами или нет, я не знал. Мне казалось, что получше. Но когда я спросил его, так ли это, он не соизволил ответить. Писать он, во всяком случае, не писал и наконец на мои настойчивые вопросы сообщил мне, что навсегда покончил с перепиской бумаг. - Что? - воскликнул я. - А если зрение у вас совсем восстановится, - будет лучше, чем раньше, - вы и тогда не станете работать? - Я покончил с перепиской, - сказал он и отвернулся. По-прежнему он никуда не трогался из моей конторы. Более того, он как будто еще крепче прирос к ней. Что было делать? Работать он не желал, так чего ради было ему здесь оставаться? Он, попросту говоря, стал жерновом у меня на шее, бесполезным, как ожерелье, и достаточно обременительным. И все же мне было жаль его. Я не отступлю от правды, если скажу, что я за него тревожился. Назови он хоть одного своего родственника или друга, я немедля написал бы по-видимому, он был один, совершенно один на свете. Обломок крушения посреди океана. В конце концов требования дела перевесили все остальные соображения. Я как мог деликатнее сказал Бартлби, что через шесть дней он должен во что бы то ни стало покинуть контору. Я предупредил его, чтобы он за это время подыскал себе другое жилище. Я предложил помочь ему в этом, если он сам предпримет хотя бы первый шаг. - И когда мы будем расставаться, Бартлби, - добавил я, - уж я позабочусь о том, чтобы не оставить вас на мели. Помните: шесть дней, считая от этого часа. Когда истекло назначенное время, я заглянул за ширмы - и что же? Бартлби был там. Я застегнул сюртук, приосанился, медленно подошел к нему, тронул его за плечо и сказал: - Время пришло. Вам нужно уходить отсюда. Мне вас жаль. Вот деньги. Но вам нужно уйти. - Я бы предпочел не уходить, - отвечал он, все еще стоя спиной ко мне. - Нужно. Он промолчал. Я уже говорил, что я был глубоко убежден в честности этого человека. Не раз он возвращал мне монеты и в двадцать пять и в пятьдесят центов, которые мне случалось обронить, - я бываю очень беспечен в обращении с мелочью. Поэтому никого не должно удивить то, что произошло дальше. - Бартлби, - сказал я, - за работу я вам должен двенадцать долларов. Я даю вам тридцать два: остальные двадцать тоже ваши. Вот, возьмите. - И я |
|
|