"Герман Мелвилл. Тайпи (роман написан в 1846 году)" - читать интересную книгу автора

и отправили одну вахту целиком в увольнение на берег. Неделю о них ни слуху
ни духу, туземцы клянутся, что знать о них ничего не знают, потом трое из
всех вернулись на корабль; у одного лицо изуродовано на всю жизнь: чертовы
язычники вытатуировали ему широкую полосу через всю личность. Да что толку
вам говорить? Вижу, вы все равно решились идти на берег, и потому одно могу
сказать: попадете туземцам на обед, меня не вините. Впрочем, у вас есть
кое-какая надежда уйти от них живыми, если будете держаться поблизости от
французского лагеря и вернетесь засветло на судно. Запомните хоть это, если
остальные мои слова пропустили мимо ушей. Ну, двигайте. Соберитесь,
снарядитесь и ждите сигнала. Как пробьет две склянки, на воду будет спущена
шлюпка, которая доставит вас на берег,- и да сжалится над вами бог!
Разные чувства выражались на лицах, пока звучала эта речь; но по
завершении ее все, как один, устремились в кубрик, и скоро каждый из нас уже
был по уши занят сборами и подготовкой к празднику, наступление которого
столь зловещим образом было провозглашено шкипером. Пока собирались,
обменивались весьма нелестными мнениями об его устрашающей проповеди, и один
матрос, обозвав его лживым щукиным сыном, который жалеет для команды даже
увольнения на вечерок, сказал, чертыхнувшись: "Ну нет, меня никакими
россказнями не запугаешь, чтобы я от увольнения отказался; да я пошел бы на
берег, даже будь там всякий камешек угольком, всякий прутик - вертелом, а
вокруг-дикари и готовы из тебя жаркое состряпать, только ступишь на землю".
С духом, если не с буквой, этого заявления были согласны все члены
экипажа. Было решено, что назло карканью капитана мы повеселимся на берегу
от души.
Но у нас с Тоби была в этом деле своя ставка, и мы воспользовались
суматохой, всегда возникающей на судне перед отправкой на берег, чтобы еще
раз все обсудить и обо всем договориться окончательно. Поскольку наша цель
была как можно быстрее убежать в горы, мы условились не обременять себя
лишней одеждой, и в то время как остальные вырядились, словно на парад, мы с
ним ограничились тем, что натянули новые парусиновые штаны, легкие
парусиновые сандалии да плотные тельняшки, что вместе с матросскими шляпами
и составило все наше обмундирование.
Когда кое-кто из товарищей выразил удивление по этому поводу, Тоби
своим всегдашним странно-серьезным тоном объявил, что другие пусть как
хотят, но он лично прибережет свою парадную одежду до Южной Америки - там
хоть имеет значение, как у тебя завязан галстук, а что до голоштанных
язычников, то ради них он не намерен лезть на дно своего рундучка, он скорее
и сам явится среди них в чем мать родила. Матросы слушали и потешались его,
как они считали, удивительным зазнайством, и всякие подозрения были от нас
отведены.
Может показаться странным, что мы так опасались своих же собственных
товарищей; однако среди нас были такие, кто, едва учуяв, откуда ветер дует,
ради ничтожной надежды на вознаграждение, сразу же ринулись бы доносить на
нас капитану.
Как только пробило две склянки, был получен приказ всем, кто сходит на
берег, садиться в шлюпку. Я последним выходил из кубрика и, перед тем как
подняться на палубу, обвел прощальным взглядом его знакомые переборки;
случайно на глаза мне попались кадка с сухарями и чан из-под солонины,
содержащие остатки нашего поспешного завтрака. И хотя до этой минуты я
совершенно не задумывался о том, чтобы запастись на дорогу провиантом,