"Ф.Е.Мельников. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви " - читать интересную книгу автора

"Запрещает ти, диаволе, Господь наш Исус Христос, Пришедыи в мир и
вселивыися в человецех". Здесь ясно и вполне грамматично выражено, что
диявола запрещает Господь, который пришел в мир и вселился в людях, как Сам
Он говорит: "Се Аз с вами есмь до скончания века" (Матф., 28:20). Как же
"исправили" это место никоновские справщики? Они переделали так: "Запрещает
тебе Господь, диаволе, пришедыи в мир и вселивыися в человецех". Исказили
сам смысл текста: оказывается, не Христос пришел в мир и вселился в
человецех, а диавол.
По старым книгам, в том же чине крещения священник просит Господа:
"Молимся Тебе, Господи, ниже да снидет с крещающимся дух лукавый". По
никоновским книгам это место читается так: "Ниже да снидет с крещающимся,
молимся тебе, дух лукавый". Никоновские справщики переделали так, что
священник молится как будто бы диаволу.[14]
В старых книгах при совершении таинства крещения священник просит Бога:
"Вообрази Христа Твоего в хотящем породитися святым крещением от моего
недостоинства". Крещаемый рождается в новую жизнь именно крещением, поэтому
оно и именуется "банею паки бытия", хотя бы оно совершалось и недостойным
священником. В никоновских книгах это место "исправлено" так: "...породитися
моим окаянством". Выходит иной смысл: крещаемый рождается не святым
крещением, а окаянством священника.
В чине освящения воды на Богоявление никоновские справщики вставили (в
ектений) странное прошение: "...о, еже быти воде сей, скачущей в жизнь
вечную". Вместо того, чтобы просить Господа, чтобы вода своим благодатным
освящением нас приводила в жизнь вечную, по новым книгам просят Бога, чтобы
сама вода скакала в жизнь вечную. Зачем она там? Да и самое слово "скачущей"
не совсем прилично в Богослужебной книге, а применение его к воде -
курьезно.
Таких бессмысленных "исправлений" никоновские справщики наделали очень
много. "Все книги испроказили," - жаловались на них тогдашние благочестивые
люди. В молитве, читаемой Великим постом: "Господи и Владыко животу
моему", - по старым книгам мы молимся: "...дух уныния, небрежения,
сребролюбия, празднословия отжени от мене". "Отжени", то есть отгони, удали,
отбрось его от меня. Мы смиренно каемся Богу, что имеем все эти грехи: и
уныние, и празднословие, и сребролюбие, и беспечность - и просим Господа
избавить нас от них, отогнать от нас самого духа этих пороков.[15] Но в
новых книгах эта молитва имеет совсем иной смысл. Здесь она изложена так:
"Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь мне". Тут уж
молящийся не кается в своих грехах, он не просит очистить его от них -
прошения этого совсем нет: он просит Бога только не давать ему духа всех
этих пороков, точно Бог навязывает им этого лукавого искусителя.[16] Это
совсем не покаянная молитва.
Никоновские справщики не оставили без переделки даже Херувимскую песнь
в божественной литургии: вместо "трисвятую песнь приносяще" поставили
"припевающе". Вся литургия есть именно приношение: священник в своих
молитвах много раз повторяет, что трисвятая песнь приносится, а не
припевается или кому-то подпевается. "Приносим Ти словесную сию службу", -
читает священник в литургийных молитвах. Диакон возглашает: "Во смирении
приносити". Народ отвечает, что он именно приносит и пение. Заменив
литургийное слово приносяще, отвечающее глубокому и таинственному смыслу
литургии, новым словом припевающе никоновские справщики совершили просто