"Андрей Мелихов. Горбатые атланты, или новый Дон Кишот [new]" - читать интересную книгу автора

стекло, кует булат. В Антоне папаша выковал себе достойного преемника -- и
соперника: мордобой у них теперь заканчивается примерно вничью.
Шурку можно принудить к очень многому, уменьшая выделяемую ему пайку любви. Но
теми, кто в ней не нуждается, управлять невозможно. Однако суровый отец Антона,
потерпев полное фиаско во всем, что воспитывал целенаправленно, сам того не
заметив, воспитал в нем ценнейшее для руководителей качество -- ответственное
отношение к работе. С самого лютого похмелья, сизый, еле живой, папаша
поднимался в полседьмого, с трудом одолевал несколько чашек холодной воды
из-под крана и брел на свою автобазу, невзирая на погоду и состояние здоровья,
негодуя лишь на отмену мудрого сталинского закона об уголовном наказании за
прогулы и опоздания. Руководитель, повтори этот подвиг!
"Это же работа" -- неотразимая для Антона магическая формула. Неосознанные табу
-- не есть ли они единственно прочная основа общественного поведения?
"Антон -- Витя -- навестить сегодня же", -- засигналила цепочка стыда.
Позапрошлой осенью Шурка по обыкновению затемпературил, и врачиха, которой он
надоел еще в прошлом году, настояла на госпитализации -- пусть, мол, его
обследуют как следует, то есть нашпигуют антибиотиками, чтоб температура спала
на недельку-другую -- главное, мерьте пореже.
Компания в тот раз подобралась действительно теплая, -- все с субфебрильной
температурой. Днем они пялились в телевизор и резались в самодельные карты, а
ночью похищали пустые пузырьки и колошматили их об стены в своей палате. От
этого подкроватная полутьма загадочно поблескивала и переливалась.
Чтобы избавиться от соглядатайского родительского глаза, на дверях детского
отделения с последней холеры висела табличка: "Карантин", -- золотом на черном
стекле над явно временной жестянкой "Детское отделение". Карантин давал
возможность особо чадолюбивых родителей привлекать к разным черным работам (за
час работы -- час общения с дитем).
Наталья дважды в неделю мыла пол в коридоре и вестибюле (заодно выметая осколки
из-под кроватей), а сам Сабуров в каморке под лестницей чинил ломаные стулья, с
грехом пополам сколачивая из двух уродцев третьего. Он никогда не был мастером
в подобных делах, но родительская любовь способна творить чудеса. Больше того,
вслед за незатейливой работой к нему невесть откуда являлся и своеобразный
говорок мастерового, имевший бурный успех у Шуркиной компании.
После каждого взрыва хохота Шурка бросал горделивый взгляд на свою гвардию, а в
первую очередь -- на своего заместителя Витьку, никогда не хохотавшего, а
только улыбавшегося ровной милой улыбкой.
Чтобы Шурка совсем не взбесился от безделья, Сабуров, поставив на четыре ноги
положенное число двуногих и трехногих инвалидов, занимался с ним всеми
школьными предметами сразу, стараясь воодушевить его тем, как он явится в школу
и как все будут думать, что он отстал, а он как начнет хватать пятерки...
(Когда ему без разговоров выставили по всем предметам умеренные тройки, Сабуров
даже испугался за сохранность его рассудка, -- а утешение тут одно: плюй на
окружающих кретинов. Какие еще плоды может принести это ядовитое семя? Но не
ставить же себя в зависимость от людей, которым от тебя нужно одно: чтобы ты не
докучал! Безысходная трагедия-с, милостивые государи и государыни!)
Орудуя шваброй в больничном коридоре, Наталья обратила внимание на
повторяющуюся картину: из малышовой палаты время от времени с
торжествующими воплями вырываются два замусоленных крошечных карапуза, а
нянечка немедленно загоняет их обратно, покрикивая, как на гусей: пацанята были
оставлены мамашами "на попечение государства", а поскольку мест в Доме малютки