"Андрей Мелихов. Горбатые атланты, или новый Дон Кишот [new]" - читать интересную книгу автора

гвозди". -- "Гвозди хоть в стенку вбить можно. У нас сторожей скоро станет
больше, чем имущества". -- "У тебя у самого на работе одни бездарности, у мамы
половина дураков да еще карьеристов, подхалимов, а мои сторожа хоть не лезут в
ученые, в начальство". И вгоняют в гроб даже родных своих, а бездарности и
карьеристы очень часто бывают нежными и заботливыми папашами. Кстати, и дети
бездарностей и карьеристов, скорее всего, не станут таскать любимые отцовские
книжки ради призрачной надежды угодить своим немытым кумирам, которым ничего не
стоит пустить любой шедевр, добытый Сабуровым путем долгих поисков и немалых
расходов, на растопку или подтирку. Чего-чего только им Аркаша не перетаскал:
"Афоризмы Конфуция" китайские натуральные, семь рублей, драмы Пиранделло
итальянские синтетические, двенадцать рублей, "Доктора Фаустуса" фээргэшного,
восемь рэ, Сартра французского почти неношенного, девять рэ...
Вот и сейчас он вертит головой от одного ублюдка к другому, и в глазах его
детский восторг и -- так вот почему так нестерпимо на это смотреть! -- ЛЮБОВЬ.
Любовь, с которой он никогда не смотрел на тебя. Так это, оказывается,
просто-напросто ревность, ррревность раскаляет твою ненависть к бедным уродцам,
и ты только притворяешься, будто они противны тебе из-за их никчемности, --
ведь всяких там спекулянтов, карьеристов и бракоделов ты не удостоиваешь своей
ненависти -- брезгливости, разве. А кроме того (только бы не нарваться на
какое-нибудь некрасивое знание о себе), карьеристам, спекулянтам и бракоделам
ты нисколько не завидуешь. А Аркашкиным монстрам -- завидуешь, потому что у них
в самом деле есть то равнодушие к мнению окружающих посредственностей, которое
ты сам только декларируешь. Вспомни, как ты бесился, когда в течение нескольких
лет -- тебе, Сабурову! -- пришлось числиться младшим научным
сотрудником: у Колдунова всем, кроме приближенных, все выдается в порядке
очереди -- Сидоров, Сидоркин, Сидорчук, Сидорчуков, Сидоренко, Сидоренков, а
только потом уж Сабуров. Лишь наглядевшись на Аркашиных дружков, он начал
подозревать, что вместе с равнодушием к мнению толпы и начнет плодиться
оригинальность, переходящая в уродство: толпа, при всей ее туповатости и
тугоухости, хранит в своих упрощенных мнениях и вкусах огромную массу
необходимейших вещей... И все же -- что у этих уродов общего с Аркашей? И друг
с другом? У юродивого Кристмаса со свирепым Стивом и вертлявым Гномом? Заметно
только общее пристрастие к иностранным пластинкам в сверхрасписных конвертах.
Музыку какой-то утонченной, по их мнению, струи (только кретины путают ее то с
тяжелым, то с металлическим, то еще с каким-то там роком!) -- музыку эту они
возвели из служебной услады в некую разновидность религии: слушают ее поистине
со сладкой мукой и благоговением, страдальчески раскачиваясь, что особенно
раздражает. Потому-то, должно быть, возле их алтаря -- проигрывателя -- могут
собираться и львы, и кони, и трепетные лани, как в церкви могли молиться рядом
раззолоченый барон и нищий оборванец.
Воспаленная фантазия охотно подсказывает идиотические реплики, которыми могли
бы обмениваться члены братства сторожей.
-- Питер Болен и Фредди Уммер перешли в группу "Матхер энд фатхер".
-- Им сейчас хорошего ударника не хватает.
-- Чего?! Болен сейчас самый крутой ударник. Он себе зуб бриллиантовый вставил.
Сверкает такой!
-- У него третья жена с иглы не слазила.
-- Он ей, когда разводился, подарил золотой диск.
-- А первой -- дважды платиновый.
-- В кайф!