"Андрей Мелихов. Горбатые атланты, или новый Дон Кишот [new]" - читать интересную книгу автора

Кристмасу, а не смехотворному, склонному к шутовству коротышке с окладистой
бородищей и востренькими глазками, перекатывающимися, как шарики (которые по
инерции продолжают перекатываться, когда он на мгновение перестает вертеть
головой). Сабуров однажды наблюдал, как трлллейбусный контролер требовал у
Гнома проездной билет -- за три секунды Гном исполнил целую пантомиму: ужас
(хватается за голову) сменяется надеждой (отчаянно хлопает себя по карманам) и
завершается лучезарнейшим счастьем (билет предъявлен).
Этот болотный попик уже дважды проваливался на экзаменах в духовную семинарию,
а пока, в ожидании епитрахили, щеголяет в облегающих хромовых сапогах, галифе и
кожанке (нечто из времен гражданской войны), а поверх всего -- фуражка с желтым
швейцарским околышем. В миру он занимает более высокое положение на социальной
лестнице по сравнению со Стивом и Кристмасом -- он оператор котлотурбинной
установки, проще говоря -- кочегар.
Взлетит когда-нибудь эта кочегарка на воздух с таким оператором, а с нею
вознесется и болотный попик, -- хорошо бы, и прочие исчадия Научгородка
оказались в тот миг у него в гостях. Ой, грех, ой, грех про такое придумывать,
но... кто из смертных не пожелал бы осушить болото, которое засасывает его
дите, -- пусть даже и пострадает болотная нечисть.
Когда смотришь на них, такое заурядное, мещанское негодование поднимается в
груди: "молодые парни, а работают на стариковских должностях, шутов гороховых
из себя изображают" -- и все остальное, -- а в ненавистной посредственности
начинаешь видеть надежду и опору. Да, да, в пристрастии людей ко всему
общепринятому, в ненависти к каждому, кто на них непохож, начинаешь видеть
материк, на котором только и может покоиться цивилизация, -- материк этот есть
норма, стандарт, благодаря которому люди имеют сходные мнения и вкусы, а потому
могут служить взаимозаменяемыми деталями общественных механизмов. Нельзя было
бы построить ни одно здание, если бы каждый кирпич лепился как кому вздумается,
-- иной раз даже треугольным или круглым.
Так воспоем же гимн посредственности -- золотой посредственности, хранительнице
НОРМЫ! И пусть она в своем неприятии всякой оригинальности способна отторгнуть
от себя не только Стива и Гнома, но также и Пушкина, и Сабурова, -- что делать:
лес рубят -- щепки летят, поддержание стандарта требует выбраковки
отклонившихся от нормы изделий. Бриллиантовая посредственность, выпалывая из
своих рядов всевозможные аномалии, в своем санитарном усердии не имеет
возможности распознать среди уродцев норму завтрашнего дня, -- вот завтра она и
станет ее оберегать, если сегодня не сумела уничтожить. "Я с вами, с вами,
золотые и бриллиантовые мои сослуживцы! Когда я вижу истинно инородные, истинно
нестандартные детали в нашем с вами общественном механизме, я начинаю понимать,
что и я точно такой же, как вы, на девяносто девять и девятьсот девяносто
девять тысячных процента и лишь на ничтожную, ничего не стоящую крупицу
оригинальности отличаюсь от вас. Выберите среди вас самого тупого и
добропорядочного, и я облобызаю его, как некий святой лобызал гнойные язвы
прокаженного, а потом, подобно блудному сыну, припаду к стопам Колдунова --
отца народа и хранителя равенства, то есть Нормы -- главнейшей из святынь.
Пусть разнообразие -- источник прогресса, зато Норма -- источник стабильности и
взаимопонимания. Источник Покоя, то есть счастья".
Сабуров без всякого юродства сейчас предпочел бы, чтобы Аркаша был заурядным,
но нормальным человеком. Но не из-за его ли, Сабурова, всегдашнего
презрения к посредственности Аркашу совсем не интересуют нормальные люди, а
тянет все к каким-то диковинкам?