"Виталий Мелентьев. Индия, любовь моя (Журнал "Искатель", 1972, N 5)" - читать интересную книгу автора

непонятной, неизвестно откуда взявшейся тревогой стал всматриваться в
зверька.
Белка терла носик только одной лапкой, а другую держала на отлете, как
попудрившаяся женщина держит пуховку, рассматривая себя в зеркало.
- Ты на что жалуешься? - спросил Андрей и полез в карман за папиросой.
Но воздух был так густ, пахуч и остер, что курить расхотелось.
Белка неуловимо быстро повернулась к нему всем телом, и ее
глаза-бусинки вспыхнули и погасли. Она опустила лапки и стала
принюхиваться, словно ожидая, что Андрей закурит.
В этом принюхивании, в напряженности ее маленького дымчатого с
коричневатостью тельца было столько стремительной осмысленности, что
Андрею на мгновение показалось, что белка разумна, что с ней можно
говорить обыкновенными человеческими словами и она поймет их.
Он мягко, расслабленно улыбнулся и, вздернув голову почти так, как это
делала белка, когда она принюхивалась, с ворчливой ласковостью спросил:
- Ну что ты, дурочка? Тоже чувствуешь пургу?
Белка возмущенно фыркнула и сразу, как спущенная с тетивы, распластала
свое ловкое тельце в воздухе. Огромный пушистый хвост обдуло встречным
воздухом, и он стал тоньше.
Она упала на соседнюю ель, но почему-то не смогла удержаться на ее
заваленной снегом ветке и скатилась вниз. Ей вслед посыпался неторопливый
снегопад. Он подогнул нижнюю, тоже заваленную снегом ветку, и она,
выпрямляясь, стряхнула свой груз. Теперь белку влекла маленькая,
ослепительно белая, крупчато-сухая лавинка. Андрей невольно подался к
елке, чтобы помочь белке, но рассмеялся - уж кто-кто, а она и сама
справится с веселой бедой.
Белка и в самом деле справилась. Она выскочила из лавины и, обиженно,
рассерженно фыркая, помчалась по деревьям в тайгу.
- До чего ж мила... - вслух сказал Андрей и, улыбаясь, все-таки
закурил.
Дым висел плотно и чуждо, и от этого курить опять расхотелось. Он
отшвырнул папиросу и взялся за следующее дерево.
К ранней ночи он разделался и со второй делянкой. Борис последним
рейсом под светом бортовых прожекторов стрелевал наработанное и поднял в
воздух.
Мороз накалялся. Деревья стреляли уже не гулко, как обычно, а звонко.
От острого, морозного воздуха иногда перехватывало дыхание, но холод
подстегивал: белье стало влажным от пота, и сейчас мороз добирался до
тела.
Андрей перешел на бег.


На плитке, установленной на вечернюю программу, стояли горячий кофе,
антрекоты с кровью и жгучей, вызывающей слезы аджикой. Андрей поужинал и,
когда наливал кофе, вдруг понял, что очень устал. Мускулы тихонько, но в
общем-то приятно ныли. Обветренные, обожженные морозом губы, ноздри и даже
веки набрякли и жгли.
Аджика вызвала испарину на затылке и темечке, и ему захотелось спать.
Но он встал, включил внутренние телевиды и проверил, как ведут себя лоси.
Они стояли в помещениях и жевали корм. На дальних полянах возле стогов