"Наталья Медянская, Ника Ракитина. Ночь упавшей звезды " - читать интересную книгу автора

- Она от воды отяжелела. Переодеваетесь живее, деточка...
- Я не просила меня возвращать - тогда б и не мучались, - выдав все
это, перемежаемое приступами кашля, я стащила с себя и остальное, бросила на
пол и надела сухое, ругаясь сквозь зубы и стараясь на мевретта не смотреть.
Процесс одевания занял раза в четыре больше времени, чем обычно, и в конце я
была красная и мокрая, как мышь под веником... стоило возиться... и прежнее
высохло бы на мне запросто.
- Спасибо, - сказала я все же, оглядываясь в поисках одеяла.
Звингард кивнул.
- Другое дело. Мевретт, пошлите кого-нибудь на кухню сварить для дамы
глинтвейн.
Мадре, деликатно отвернувшийся (ну, в меру своих сил, конечно) в момент
переодевания, повторяя подвиг Звингарда, вытащил из воздуха пушистое
покрывало и заботливо накинул мне на плечи:
- Так хорошо?
Потом непонимающе уставился на лекаря:
- Слушайте, крикните в коридор, а? Не видите, я за дамой ухаживаю?
Удержал меня от возвращения на мокрый диванчик и провел к креслу у
огня.
- Я вам что, глашатай или герольд рыцарского турнира? - проворчал
дедка, но все же последовал совету и послал несчастную жертву своего обаяния
на кухню за глинтвейном.
- Простите меня, пожалуйста, - все еще дрожа и заикаясь, пробормотала
я, клубочком сворачиваясь в широком кресле. - Не хочу быть вам обузой.
- Да какая вы обуза, деточка? - отмахнулся Звингард. - Вы обузы не
видали. Сейчас согреетесь, руку мы перевязали. Что еще болит?
Мадре удивленно смотрел на меня, нахально присев на подлокотник. "Она,
похоже, искренне считает себя обузой... наивная..." - читалось на
выразительном профиле. Он, похоже, вспомнил Темулли, Люба, своего
непримиримого сына, наконец, и улыбнулся:
- Ну, по-моему, вы слишком строго относитесь к себе... Вы не обуза, а,
скорее, приятное разнообразие.
Приятное... разнообразие... издевается, зараза лилейная... так
захотелось еще раз ощутить его губы на своих и укрыться в кольце рук... нет,
это невыносимое что-то, хватит!
- Ничего, - повернулась я к Звингарду, - не болит...
Голос прозвучал хрипло и жалко.
Ну почему они меня сразу не отпустили? Почему?!
- Деточка, вы пейте, пейте согревающее, - весело сверкнул глазами
лекарь, суя баклажку мне в руки. - Если вспомните еще о каких болячках,
сообщите, ладно?
Одрин посмотрел на мое несчастное лицо, на котором явно отражались все
потаенные мысли, а также мнение о нем, лилейном, и рассердился:
- Ну неужели ты не понимаешь? - вскричал он. - Мы ж о тебе заботились!
Ты бы по лесу и полумили не прошла - тебя бы кто-нибудь убил! - потом он
взял себя в руки и, вздохнув, сказал: - Но если вам, сударыня, так
необходимо уйти отсюда, то можно придумать какой-нибудь другой вариант,
нежели пробиваться с боем через лес.
- Ну пусть бы убил! - хриплым шепотом выкрикнула я. - Что вам за дело?
До человека? Что?!!