"Анатолий Михайлович Медников. Берлинская тетрадь " - читать интересную книгу автора

- Заходите, заходите в мой антикварный магазин! Нашей прессе - боевой
привет! Вам, москвичу, нравится этот пыльный городок? - спросил полковник,
лишь на секунду оторвавшись от стереотрубы.
Даже и сейчас, во время боя, Шаргородский не расставался со своей
манерой сдабривать шуткой и улыбкой каждое слово. От природы человек
веселого характера, он прочно усвоил эту манеру, должно быть, еще в
молодости, когда работал в "Синей блузе" и на эстраде.
У меня не было тогда времени выяснить, какие сложные жизненные пути
привели его, человека, сменившего несколько профессий, к мастерству вождения
танков. Но о том, что это мастерство у него было, свидетельствовали
многочисленные ордена и медали на груди полковника.
- Итак, ваше слово, товарищ маузер?
Я сказал кратко, что Берлин представляется мне большим городом и это
ощущение не могут изменить разрушения от бомбежек союзной авиации.
- А я этот Большой Берлин сменял бы на нашу солнечную Одессу. Хмурый
город! Тепла в нем не чувствую, вот как-то душу не греет, - сказал
Шаргородский.
Я промолчал, думая, что разговор будет мешать полковнику вести
наблюдение. Но Шаргородский со свойственным ему южным темпераментом и
боевитостью танкиста любил, должно быть, делать сразу два, а то и три дела.
Во всяком случае, он продолжал говорить со мной.
- Вы посмотрите: улочки узкие, а дома как скалы в ущелье! Куда там
танку, тут и человеку солидному развернуться негде, в особенности если его
фигура отпечатана, вот как моя, крупным шрифтом!
Я сказал с улыбкой, что понимаю полковника как танкиста. Здесь, в
Берлине, в муравейнике развороченных улиц и разбитых домов, танкам вести бой
было очень трудно, любой фаустник, высунувшись из подвала, мог поразить
снарядом машину, сам оставаясь неуязвимым.
- Ох уж эти босяки фаустники! Среди них много юношей из "Гитлерюгенд",
почти мальчишки. Им бы геометрию зубрить в школе да девчонок за косы
дергать. А сейчас они - "воины своего фюрера"!
- И озлобленные, упорные, - вставил я.
- Эти сволочи растлевали и молодые души. Но Гитлер мальчишками много не
навоюет. Пока сопляк с фаустпатроном - петушится, храбрится, а забери
оружие - уже и слюни распустил. Но, конечно, в Берлине дерутся и отчаянные
головорезы, матерые волки - эсэсовцы. Мы же бьем их всех, без разбора.
Некоторое время полковник молчал. Он что-то разглядывал в трубу, водя
ее из стороны в сторону. Берлинские улицы плыли перед его взором,
перечерченные сеткой координат, тонкими линиями квадратов с нанесенными на
них делениями. Человек, смотрящий в стереотрубу, не различает уже
архитектурных особенностей города - перед ним лишь боевая цель.
Около полковника, скрестив ноги и напряженно согнув спину, сидел
молодой солдат - радист. Почти касаясь лбом стенки своего передатчика, он
звонким голосом, точно перекликаясь в лесу, вызывал танкистов, выкрикивая в
маленький микрофон:
- Алло, алло, я Ландыш! Я Ландыш! Вызываю Звезду! Рядом со мной
находится товарищ Третий, он вызывает Бугрова. Настраивайтесь на нашу волну,
как вы меня слышите, прием, прием!
Радист связывался с командиром танкового батальона, тот находился в это
время в боевой машине, пошедшей в наступление.