"Анатолий Михайлович Медников. Берлинская тетрадь " - читать интересную книгу автора

девушки слышат впервые. Она пришла к ним вместе с армией, вместе с
советскими людьми. Они поймут это позже. Поймут и оценят. А пока песня
бередит сердце памятью о недавнем прошлом. И девушки плачут.
- Довольно, девчата! Тише, слышите, ей-богу, стыдно. - Это говорит
девушка из первого ряда. Она подымается и, повернувшись к подругам, сердито
машет на них рукою, крепко, до синевы в пальцах, сжав ее в кулак.
Широкий красный платок сполз с ее плеч, открыв украинскую, расшитую
веселыми цветами, сорочку. Сорочка новая, аккуратно разглаженная. С каким
трудом удалось сохранить ее где-нибудь на дне чемоданчика,
пропутешествовавшего сюда из глубин России.
Я мысленно повторяю это дикое, забытое уже много веков назад, страшное
слово "полонянки". Это слово умрет завтра, послезавтра, но так ли скоро
исчезнет в сердцах девушек страшная о нем память?
- Знаете что, - снова говорит черноволосая девушка, - давайте
какую-нибудь другую пластинку. Заведите веселую, что-нибудь родное.
Девушка сама идет к оператору, и они начинают вместе рыться в ящике.
Вытаскивают пластинку и кладут ее на диск аппарата... И вот медленно, а
затем все быстрее и быстрее, словно откуда-то с улицы в раскрытую форточку,
вплывают в комнату звуки новой песни:


Эх, мы на лодочке катались, золотистый-золотой,
Не гребли, а целовались...


Теперь девушки понемногу затихают, слушают. Еще несколько минут - и
начинают просыхать заплаканные глаза. Глубокий вздох облегчения проносится
за нашей спиной. Спасский вытирает пот со лба. Солдаты, стоящие сзади
аппаратуры, начинают тихо притопывать ногами... И девушки уже смеются.
Потом мы ставим одну за другой пластинки с новыми, незнакомыми девушкам
песнями, и после каждой Спасский спрашивает: "Эта нравится?" И, довольный,
слышит в ответ: "Очень!"
Наконец мы приступаем к работе. Первой перед микрофоном говорит Валя -
так зовут девушку в украинской сорочке. Она сидит на самом краю стула,
обхватив одной рукой стойку микрофона, и не читает свое выступление по
бумажке, как это обычно делают, а точно беседует с невидимыми, но хорошо
знакомыми ей людьми, которые ее слушают во всех уголках страны.
Валя была увезена из Донбасса и продана в дом к какому-то немецкому
лавочнику. Ей запрещали выходить из дома и встречаться с подругами. Валя
никогда не видела газет, не знала, что делается на родине. В доме, где жила
Валя, был радиоприемник, но даже близко подходить к нему ей не разрешалось.
Это случилось однажды днем, когда хозяев не было дома. Задернув шторы,
чтобы никто не увидел ее с улицы, Валя подсела к приемнику. Из репродуктора
слышались гортанные немецкие голоса, позывные английских станций, свистел
эфир. И вдруг до боли знакомый голос, словно кто-то стоящий рядом в комнате
сказал: "Говорит Москва!"
Закрыв глаза и крепко сжав виски ладонями, стараясь не проронить ни
одного слова, Валя слушала диктора. Он говорил о том, как восстанавливается
жизнь в Донбассе, и в числе других городов назвал ее родной город. Он
называл имена шахтеров (многих из них знала Валя), которые спустились в