"Анатолий Михайлович Медников. Берлинская тетрадь " - читать интересную книгу автора

думать, заведем музыку. У нас концертный набор пластинок из Москвы. Хотите?
Спасский долго роется в ящике и выбирает наконец пластинку по своему
вкусу. Он ставит ее на диск аппарата, включает мощный усилитель, и комнату
заполняют звуки знакомой песни о девушке, увезенной немцами в неволю.


О чем ты тоскуешь, товарищ моряк?
Гармонь твоя стонет и плачет.
И ленты повисли, как траурный флаг,
Скажи нам, что все это значит!

Друзья, свое горе я вам расскажу,
От вас я скрываться не стану.
Незримую рану я в сердце ношу,
Кровавую, жгучую рану.


Кажется, песня рождается заново сейчас, в этой комнате. Плывет,
раскачиваясь, бескрайняя и глубокая, как горе, мелодия...


Ее увели на позор и на стыд,
Скрутили ей нежные руки...
Отец ее ранен, братишка убит,
Так мне написали подруги.


Девушки замерли на своих скамейках. Кажется, что теперь они даже дышат
все одновременно, как воду пьют большими глотками, и им не хватает воздуха.


И нет мне покоя ни ночью, ни днем,
От ярости я задыхаюсь.
И только в атаке, в бою под огнем
Я местью своей упиваюсь.


Я вижу, как на глазах у девушек неожиданно появляются слезы. У одной и
тут же у другой. Кто-то всхлипнул в углу, и вот уже плачут все. Плачут
беззвучно, закрывая рот платками.
Все в комнате замирают в полной растерянности. Оператор спешит снять
пластинку.
- Эх, думать же надо, что ставить! - почти кричит кто-то за его спиной.
Смущенный, растерянный, он совсем останавливает аппарат.
Я смотрю на красивую черноволосую девушку, которая сидит в первом ряду,
прижавшись к подруге и склонив голову на ее плечо. Она, единственная, с
большим трудом сдерживает слезы. В ее глазах нет даже упрека, нельзя назвать
упреком этот мягкий, доверчивый и благодарный взгляд. И все же он говорит:
"Что же вы, товарищи, нельзя так".
Эту хорошую песню о верной любви, о глубоком горе и священной ненависти