"Иэн Макьюэн. Stop-кадр!" - читать интересную книгу автора

гостиницы. Мэри напомнила Колину, что уже поздно и им пора собираться, чтобы
успеть до закрытия ресторанов. Колин согласился, но ни он, ни она не
пошевелились. Потом Колин уселся на один из стульев и вслед за ним села и
Мэри. Вновь наступило непродолжительное молчание, и руки их потянулись друг
к другу. Ответом на слабое пожатие было слабое пожатие. Они сдвинули стулья
и прошептали извинения. Колин коснулся груди Мэри, она повернулась и
поцеловала его сперва в губы, а потом - нежно, по-матерински - в нос.
Пошептавшись и поцеловавшись, они встали, чтобы обняться, и вернулись в
спальню, где разделись в полутьме.
Безумной страсти во всем этом больше не было. Удовольствие они теперь
находили в неспешных проявлениях дружелюбия, в хорошем знакомстве с
ритуалами и приемами, в тесном сплетении тел, идеально подходящих друг
другу, в том ощущении уюта, которое могла бы испытывать возвращенная в форму
отливка. Великодушные и медлительные, они не отличались особыми запросами,
предаваясь любви почти бесшумно. В сущности, их любовные утехи не имели ни
начала, ни конца и нередко завершались или бывали прерваны сном.
Предположение, что им все это наскучило, они отвергли бы с возмущением. По
их словам, они зачастую с трудом вспоминали, что являются двумя разными
людьми. Глядя друг на друга, они смотрелись в затуманившееся зеркало. Говоря
о политике или о сексе, что иногда случалось, они говорили не о себе. Именно
благодаря этому тайному сговору они сделались ранимыми и чувствительными
друг к другу и стали легко обижаться, обнаруживая, что у них разные
потребности и интересы. Ссорились они в полном молчании, а мирились, как в
этом случае, в минуты высочайшего напряжения, за которые бывали безмерно
благодарны друг другу.
Они немного вздремнули, потом торопливо оделись. Колин направился в
ванную, а Мэри в ожидании снова вышла на балкон. Гостиничная вывеска уже
погасла. Улица внизу была безлюдна, а на понтоне двое официантов убирали со
столов чашки и стаканы. Немногочисленные оставшиеся посетители больше не
пили. Колин с Мэри еще никогда не выходили из гостиницы так поздно, и именно
этим обстоятельством Мэри объясняла потом многое из того, что случилось. Она
в нетерпении ходила взад и вперед по балкону, вдыхая резкий запах герани.
Все рестораны уже закрылись, но на другом конце города - оставалось лишь
найти это место - был ночной бар, у входа в который иногда торговали с лотка
хот-догами. В тринадцать лет, когда она еще была добросовестной,
пунктуальной школьницей, забивавшей себе голову мыслями о
самосовершенствовании, Мэри завела тетрадь, где каждый воскресный вечер
излагала свои задачи на будущую неделю. Это были ограниченные, реальные
цели, и она находила утешение в том, чтобы всю неделю отмечать галочками их
достижение: упражняться в игре на виолончели, быть повнимательнее к маме,
ходить в школу пешком, чтобы не платить за проезд на автобусе. Теперь она
вновь жаждала подобного утешения, страстно желая, чтобы время и события были
подвластны ей хотя бы частично. Словно сомнамбула, жила она от мгновения до
мгновения, и месяц за месяцем проходили, не сохраняясь в памяти, не неся на
себе никаких следов ее осознанных желаний.
- Готова? - крикнул Колин.
Мэри вошла в комнату, закрыв за собой балконную дверь. Она взяла с
ночного столика ключ, заперла дверь номера и вслед за Колином стала
спускаться по неосвещенной лестнице.