"Алистер Маклин. И ночи нет конца" - читать интересную книгу автора

с этим окаянным "Ситроеном", и не сумею вовремя обнаружить трещину, то,
ясное дело, я никуда не денусь, пока не доберусь до побережья. Вы согласны?
- Согласен, - ответил я. В этот момент раздался кашель, за ним рев -
это Джекстроу запустил не успевший остыть двигатель. Я взглянул на
Корадзини. - Хорошо, - сказал я. - Спускайтесь. Получайте свой первый урок
водительского мастерства.
Мы отправились в путь в половине, восьмого утра. Погода была почти
идеальной. Ни единого дуновения ветра, на темно-синем небосклоне ни облачка.
Сквозь серебристую паутину ледяных иголок, наполнявших воздух, мерцали
бесконечно далекие звезды. Несмотря на это, лучшей видимости нельзя было и
желать: мощные фары "Ситроена", в свете которых бриллиантами сверкали
мириады частиц льда, отбрасывали лучи на триста ярдов вперед. По обеим их
сторонам смыкалась завеса темноты. Стужа была лютой, с каждым часом
температура опускалась все ниже, но наш "Ситроен", казалось, только и ждал
такой погоды.
Нам везло почти с самого начала. Пятнадцать минут спустя оставленный,
как всегда, без привязи Балто вынырнул из мрака со стороны юго-запада и
подбежал к нартам, чтобы привлечь внимание Джекстроу. Мигая красной и
зеленой лампочками на приборной доске, тот сделал знак остановиться.
Появившись из темноты через две-три минуты, он, улыбаясь, сообщил, что Балто
обнаружил веху с флагом. Само по себе хорошее известие, это обстоятельство
свидетельствовало о том, что ночью мы почти не сбились с пути. Более того,
если и дальнейший маршрут обозначен вехами, то нет нужды в штурмане, поэтому
мы с Джекстроу можем соснуть, если только это возможно в такой холод и при
такой тряске. Веха действительно оказалась первой в почти беспрерывной
цепочке знаков, отмечавших наш маршрут в течение того нескончаемого дня.
Начиная с восьми часов мы с Джекстроу, Зейгеро и Корадзини поочередно
управляли трактором. Впередсмотрящими были сенатор, преподобный Смоллвуд или
Солли Левин. У этих троих была самая трудная обязанность. Но ни один из них
даже не пикнул, хотя, окоченев после часового дежурства, каждый испытывал
адскую боль, когда замерзшие конечности начинали отогреваться.
Положившись на умение Корадзини, в начале девятого я забрался в кузов и
попросил сенатора Брустера отправиться вперед в качестве впередсмотрящего. И
тут же нарушил самое строгое правило, которое категорически запрещает
разводить в кузове огонь во время движения. Но ведь, когда приспичит,
приходится преступать даже самые суровые запреты. Это был именно тот самый
случай. Я заботился не об удобствах пассажиров, даже не о том, чтобы
приготовить еду - ее у нас было немного - хотя кипяток был бы кстати, чтобы
избежать обморожения. Старался я ради Теодора Малера.
Хотя мы и последовали совету Корадзини, все равно рацион больного
старика оказался недостаточным. Единственная, хотя и слабая надежда
сохранить ему жизнь состояла в том, чтобы, по мере наших возможностей,
беречь его силы. Работа, даже самая легкая, была исключена; ему следовало
двигаться как можно меньше. Вот почему, едва войдя в кузов, я заставил его
забраться в спальник и уложил на койку, закутав парой одеял. Однако,
оставаясь без движения, он не мог бороться со стужей и лишь дрожал бы, теряя
последние силы. Поэтому больному нужно было тепло: теплая печка, теплое
питье, которое Маргарита Росс, следуя моим указаниям, должна была давать ему
каждые два часа. Малер протестовал, не желая доставлять нам столько забот.
Однако он понимал, что иного способа остаться в живых у него нет. Больной