"Карсон Маккаллерс. Баллада о горестном кабачке" - читать интересную книгу автора

пользовала прохладным сладким сиропом. Если ж недуг был непонятен, то она
поила людей разнообразными снадобьями, которые сама же и варила по неведомым
рецептам. Желудки они выворачивали будь здоров, но детишкам давать их не
стоило, поскольку шли от них гадкие судороги; деток она потчевала совсем
другим питьем, помягче и послаще. Да, что уж там говорить - мисс Амелию
считали недурным лекарем. Хоть руки у нее крупные и костлявые, но касание в
них легкое, а выдумки с запасом хватало на сотни самых разных средств. И
перед самым опасным и необычным лечением она не колебалась, и ни одна
хвороба, сколь бы страшной ни казалась, не могла отвратить мисс Амелию от
попытки ее вылечить. За одним лишь исключением. Если приходили к ней с
жалобами по женской части, она ничего не могла сделать. От одного простого
упоминания таких слов лицо ее медленно темнело стыдом, и застывала она на
месте, неловко потираясь шеей о воротник рубахи или переминаясь в болотных
бахилах с ноги на ногу - сущее дитя, большое, посрамленное, с отнявшимся
языком. В других же делах люди ей доверяли. Никакой платы за лечение она не
брала, и больных у нее всегда была уйма.
Много написала в тот вечер мисс Амелия своей авторучкой. Но даже так не
могла не обратить внимания на кучку людей, что толпились у нее на темной
веранде и наблюдали за ней. Время от времени поднимала голову и пристально
на них смотрела. Но орать - не орала, не требовала у них ответа, мол, чего
это они отираются на ее недвижимости, точно жалкие кумушки. Лицо ее
оставалось гордым и неприступным - как всегда, когда она сидела за столом в
своей конторе. Через некоторое время, тем не менее, гляделки эти, кажется,
стали ей досаждать, она вытерла щеку красным платком, встала и закрыла
дверь.
И для группы на веранде движение это послужило сигналом. Время пришло.
Долго простояли они там, отвернувшись от промозглой и гнетущей ночи на
улице. Долго они ждали, и вот инстинкт действовать снизошел на них. Все
разом, как по указке единой воли, шагнули они в лавку. И в этот миг все
восемь мужчин стали совершенно одинаковыми - в синих робах, почти у всех
волосы белесые, все бледные, а в глазах - нездешняя решимость. Кто знает,
что сделали бы они дальше. Но в тот же самый миг с верхушки лестницы донесся
до них какой-то шум. Мужчины подняли головы - и онемели. То был горбун,
которого они мысленно уже похоронили. И, к тому же, не походил он вовсе на
то существо, что они себе нарисовали - не жалкий грязный болтунишка,
обнищавший и одинокий в целом мире. Не похож он был вообще ни на кого - не
сподобился никто из них в жизни увидеть ничего похожего. Будто смерть в
комнате повисла.
Горбун спускался по лестнице гордо, точно все доски пола под ногами ему
принадлежали. За последние дни он сильно изменился. Во-первых - чист был
так, что словами не опишешь. Пальтецо по-прежнему висело на нем, но его
вычистили щеткой и хорошенько заштопали. Под ним - свежая рубаха в
черно-красную клетку, что принадлежала мисс Амелии. Брюк на нем не было - то
есть, таких, что обычным мужчинам предназначены, - зато его обтягивали узкие
бриджи по колено. На худеньких ножках - черные чулки, а башмаки - какие-то
особые, странной формы, с завязками на щиколотках, чистые и надраенные
воском. Вокруг шеи - так, что закрывало даже большие бледные уши, - был
обмотан желтовато-зеленый платок, бахрома которого едва не доставала до
полу.
Горбун прошел по всей лавке своей неловкой жесткой походочкой и