"Карсон Маккаллерс. Баллада о горестном кабачке" - читать интересную книгу автора

- сил набраться. Марвин Мэйси отдыхал в большой комнате наверху, мисс Амелия
на скамейке в конторе растянулась. По белому окостеневшему лицу видать было,
какая мука ей - лежать неподвижно и ничего не делать, но лежала она тихо,
точно покойница, глаза закрыла и руки сложила крестом на груди.
А Братишке Лаймону денек выдался беспокойный, и все личико его от
возбуждения осунулось. Сварганил он себе обед и пошел сурка искать - а через
час вернулся, обед съевши, и сказал, что сурок свою тень увидал, поэтому
плохой погоды не избежать. Потом же, коль скоро мисс Амелия и Марвин Мэйси
лежали и силы копили, а он оказался предоставлен сам себе, пришло ему в
голову покрасить переднюю веранду. Дом, между тем, не красили много лет - на
самом деле, бог знает, красили ли его вообще когда-нибудь. Потыкался
Братишка Лаймон туда-сюда и вскорости выкрасил половину пола на веранде в
веселенький ярко-зеленый цвет. Да только работал он спустя рукава и только
сам весь краской перемазался. Но и тут не удивительно, что даже пол не
закончил - на стенки перешел, покуда хватало роста, а потом ящик подставил и
еще с фут захватил. Когда же краска у него вышла, вся правая сторона пола
стала ярко-зеленой и стенки неровный кусок. Да так Братишка Лаймон работу
свою и бросил.
Что-то ребяческое было в том, как он остался доволен своей работой. И
вот в этом отношении следует упомянуть одну любопытную штуку. Ни единый
человек, даже сама мисс Амелия, не знал, столько горбуну лет. Некоторые
утверждали, что когда он в появился городишке, ему было лет двенадцать,
сущее дитг - а другие были убеждены, что далеко за сорок. Глаза у него были
синие и твердые, как у ребенка, но под этими синими глазами лежали
бледно-лиловые тени, точно из гофрированной бумаги, и намекали они на его
возраст. А о самих годах по горбатому тельцу его странному догадаться было
невозможно. Даже зубы не выдавали - все на месте (лишь два сломал, когда
разгрызал орех пекан), но испачкал он их сладкой жвачкой так, что не решить,
молодые они у него или старые. Когда же его в лоб о возрасте спрашивали,
горбун заявлял, что ничегошеньки не знает - никакого, мол, понятия, сколько
лет на земле прожил, десять или же сто. Так возраст его и остался загадкой.
Покраску Братишка Лаймон закончил в половине шестого вечера. Днем
похолодало, у воздуха появился влажный привкус. С сосняков ветер налетел -
хлопал рамами, старую газету по улице мотылял, пока за терновник не
зацепилась. Со всей округи стал съезжаться народ: в автомобили набившись
так, что детские головенки наружу торчали, на фурах, которые тащили старые
мулы, полузакрыв усталые глаза и как бы улыбаясь утомленно и мрачно. Из
Сосайэти-Сити приехали трое мальчишек. На всех желтые рубахи из вискозы и
кепки задом наперед - вылитые тройняшки, их встречали на всех петушиных
боях, во всех летних лагерях. В шесть часов на фабрике свистком окончилась
дневная смена - вся публика собралась. Конечно, и швали всякой понабежало,
личностей каких-то темных и так далее - но даже так собрание вело себя тихо.
Весь городок охватило тишью, и лица у людей были странными в замирающем
свете. Мягко подступала тьма; на мгновение небо стало желтым и
бледно-чистым, и двускатные крыши церквушки выступили темным и строгим
силуэтом, а потом оно медленно погасло, и темнота сгустилась ночью.
Семь - число знаменитое, а особенно любила его мисс Амелия. От икоты -
семь глотков воды, шею потянешь - семь раз вокруг фабричного пруда пробеги,
глисты вывести - семь ложек "Чудо-Выводителя Амелии": всякое лечение у нее
почти всегда на этом числе держалось. Это число смешанных возможностей, и