"Карсон Маккаллерс. Баллада о горестном кабачке" - читать интересную книгу автора

коробку галет со зверюшками и так же потихоньку вышел. И вот помещение мисс
Амелии вскоре наполнилось народом, а сама она дверей конторы еще не открыла.
Бывает такая разновидность людей - в них есть то, что отличает их от
прочих, обыкновенных. У такого человека есть инстинкт, который, как правило,
виден только в маленьких детях, - они умеют немедленно вступать в живую
связь со всеми вещами на свете. Горбун, конечно, и был именно таким. Он
просидел в лавке лишь полчаса, но между ним и каждым пришедшим сразу же
возникла такая связь. Будто прожил он в городке много лет и стал личностью
известной - сидел вот так же на мешке с гуано бессчетными вечерами. А от
этого, помимо того, что стоял субботний вечер, в лавке и веяло таким духом
свободы и недозволенной радости. Ну и напряг в воздухе витал, конечно, тоже
- отчасти от общей странности происходящего, отчасти - от того, что мисс
Амелия до сих пор сидела у себя в конторе и на люди не показывалась.
Вышла она в тот вечер лишь в десять часов. И те, кто ожидал какого-то
драматического выхода, были разочарованы. Она просто открыла дверь и вышла
своей медленной неуклюжей походкой, чуть враскачку. На крыле носа у нее
размазалось немного чернил, а красный платок она повязала на шею. Казалось,
ничего необычного она не замечает. Серыми косоватыми глазами глянула в тот
угол, где сидел горбун, и на миг задержалась на нем взглядом. К остальной же
толпе отнеслась с мирным удивлением.
- Кого-нибудь обслужить? - спокойно спросила она.
Покупатели нашлись - суббота все-таки, - и всем понадобилась выпивка. А
лишь три дня назад мисс Амелия выкопала из земли один выдержанный бочонок и
разлила его у винокурни по бутылкам. В тот вечер она приняла у покупателей
деньги и пересчитала их под яркой лампой. Так обычно все и бывало. Необычным
было дальнейшее. До сих пор всегда нужно было идти вокруг дома на темный
задний двор, где мисс Амелия выдавала бутылки из кухонной двери. Никакой
радости в такой покупке не ощущалось. Получив свою выпивку, покупатель
исчезал в ночи. Или же, если дома не разрешала жена, можно было снова обойти
дом и высосать пузырь на веранде или прямо на улице. Веранда и улица перед
нею, конечно, тоже были собственностью мисс Амелии, уж будьте уверены - да
только собственностью своей она их не считала: собственность начиналась для
нее за дверью и включала в себя весь дом изнутри. А там не разрешалось
открывать бутылки или выпивать никому, кроме нее самой. И вот, впервые в
жизни, она это правило нарушила. Мисс Амелия сходила на кухню - горбун
следовал за нею по пятам - и вынесла бутылки прямо в теплую, яркую лавку.
Больше того - стаканы тоже вынесла и открыла две коробки крекеров, выложила
их гостеприимно на блюдо и поставила на прилавок, чтобы все, кто пожелает,
могли угоститься одним бесплатно.
Не разговаривала она ни с кем, кроме горбуна, да и у того спросила
только, резковато и хрипло:
- Братишка Лаймон, ты так выпьешь, или тебе разогреть с водой на печке?
- Если угодно, Амелия, - ответил горбун. (А с каких это пор отваживался
хоть кто-нибудь назвать мисс Амелию просто по имени, не прибавив
почтительного обращения? Жених ее и муж десятидневный уж точно не смел.
Фактически, с самой смерти отца, почему-то всегда звавшего ее Малюткой,
никто не решался обращаться к ней столь фамильярно.) - Если угодно, я бы
выпил разогретого.
Вот так и начался этот кабачок. Так вот просто и прямо. А вспомните -
ночь стояла мрачная, как зимой, и сидеть снаружи было б поистине жалким