"Кит Маккарти. Тихий сон смерти ("Джон Айзенменгер" #2) " - читать интересную книгу автора

тестя, Хартман наткнулся на доставленную накануне почту. Аннетт засунула ее
за тостер, и за чайным полотенцем конвертов не было видно.
Вечер оказался нудным, как он и ожидал. Деланое дружелюбие было щедро
сдобрено всеразъедающим презрением. Аннетт вышла замуж за человека,
неравного ей по положению, - эта тема являлась лейтмотивом семейных
разговоров. О мезальянсе - и социальном, и финансовом, и интеллектуальном -
родители Аннетт, на словах признававшие право дочери на свободу выбора,
непрестанно напоминали Тернеру. Они ни за что на свете не согласились бы с
тем, что по крайней мере по двум из этих трех пунктов никакое жюри присяжных
и даже такой суровый судья, как его тесть, не вынесли бы вердикт "виновен".
Аннетт, конечно, нельзя было отказать в наличии определенных способностей,
но и его вряд ли назначили бы на должность старшего преподавателя кафедры
патологии, будь он полным идиотом. Возможно, нынешние врачи - уже давно не
полубоги, однако и современные юристы, по его мнению, мало напоминают
ангелов во плоти.
Финансовая сторона, впрочем, была совсем другое дело, здесь даже он
готов был вынести себе суровый приговор. Не то чтобы он зарабатывал мало,
однако это нельзя было назвать солидным доходом; по сравнению с заработком
Аннетт это были жалкие деньги, а если принять в расчет унаследованное ею
состояние, то и вовсе ничтожные.
Все было бы не так уж и плохо, если бы не эти чертовы финансовые
условия, с которыми ему приходилось мириться. С юридической точки зрения к
ним было не подкопаться - все было оговорено до запятой: доходы его и Аннетт
должны были оставаться раздельными - теперь и впредь. Лишь в ряде ситуаций,
подробно описанных и жестко регламентированных, деньги Аннетт могли быть
разбавлены его деньгами - во всех других случаях супруги жили каждый своей
финансовой жизнью. Хартман готов был дать голову на отсечение, что такие
условия придумал ее папаша, и то, что Аннетт с очевидной охотой, если не с
удовольствием, принимала их, служило дополнительным источником его
раздражения.
Но кто бы ни создал эту ситуацию, она оказалась не в его пользу: Аннетт
жила в роскоши, меж тем как он был относительно стеснен в средствах. Слово
"относительно" не заключало бы в себе проблему (Хартман не мог отрицать, что
зарабатывает не так уж мало), если бы этих денег ему хватало. Но он любил
роскошь, ему надо было держать марку перед Аннетт, и главное, у него
накопилось двадцать три тысячи фунтов игровых долгов. Мысль об этом ни на
минуту не оставляла Хартмана в покое, она нависала над ним незримой, но
всепоглощающей тенью, связывала каждое его действие, заполняла собой все его
сны.
И письмо, которое он обнаружил в тот вечер среди всяческих циркуляров и
счетов, оказалось реальным воплощением этого призрака. Это было письмо от
букмекера, который угрожал обратиться в суд, если Хартман не выплатит
немедленно ему шестнадцать тысяч фунтов.
Он услышал, как в гостиной раздаются громовые раскаты патрицианского
смеха тестя, и заплакал.

Уже поздно вечером, собираясь ложиться в постель, Хартман сказал:
- Не забудь, на выходных меня не будет.
Он раздевался, Аннетт только что вышла в соседнюю комнату. Оттуда
донесся ее усталый голос: