"Рамон Майрата. Звездочет " - читать интересную книгу автора

огромные сияющие здания, вставшие на якорь прямо на площади. Он читает их
названия, будто осваивает вывески новых и незнакомых улиц: "Сицилия",
"Пьемонт", "Лигурия", "Умбрия", "Калабрия", "Тоскана", "Сардиния", "Лацио",
"Ломбардия". С борта одного из них льются звуки аккордеона. С другого,
далекого, отвечает гармонь. Едва он слышит музыку, как его охватывает
ужасная тревога. Где раздобыть гитару? Не станешь ведь играть в отеле
"Атлантика" на сломанном инструменте.
В кладовке любой таверны Кадиса хранится гитара, созревая как вино в
полутьме среди бочек с хересом. В какой-нибудь спокойный денек, когда
горстка клиентов, сидя в холодке, изучает бесконечный морской горизонт, не
составило бы труда одолжить ее на пару часов, расплатившись ночью
несколькими аккордами, оживляющими заведение. Но сегодня хозяева кабаков
слишком заняты, чтоб оказывать ему любезность. Их лица раскраснелись, как
разломанные гранаты, над белыми блузами, и расчеты, записанные мелом на
стойках, клубятся хаосом иероглифов. Итальянская матросня размахивает
руками, стремясь объясниться с портовой шушерой, а вино из Хереса вспыхивает
старым золотом меж белых зубов и горячих юных губ.
Вид улицы необычен. Кадис - сплошной поток, в котором смешиваются
уходящие из города войска, двигающиеся им навстречу раненые и беженцы,
штрафные батальоны, прибывающие на строительство новых фортификационных
сооружений на побережье, подростки в униформе, марширующие под барабаны и
трубы, полицейские, надзирающие за дорогой: объявлено о приезде важной
персоны на проводы домой итальянских добровольцев.
Тысячи итальянцев переполнили город. В ожидании посадки на корабли,
которые доставят их домой, они дефилируют взад-вперед от спуска Лас-Калесас
до площади Испании. Многие одеты в странные, фантастические мундиры, и
солнце разбивается об их каски, похожие на те, что надевают участники
процессий на Святой неделе, изображающие римских легионеров, ведущих Христа
на казнь. В отличие от немецких солдат у этих - топот сапог менее сух и
слитен, в нем звучит даже некий музыкальный мотив.
Звездочет свернул по направлению к отелю "Атлантика" и углубился в
лабиринт кварталов, но итальянских солдат было так много, что они
встречались и на самых потаенных улочках. На подходе к Зеленой улице
очередная колонна перегородила ему путь. Оставив свои военные марши,
итальянцы, воодушевляемые полковником с огромными усищами и прекрасным
голосом, что есть мочи орут "О sole mio".
Вот он уже возле "Атлантики", но решает вернуться, потому что его
вконец обуяли сомнения из-за гитары. На Широкой улице берсальеры поют хором
"Монастырь Санта-Кьяра", а улица Колумела - сплошной водоворот
неаполитанских песен. Их жизнерадостные напевы кажутся ему душевнее и
красивее военных маршей. Эти песни протыкают, как воздушные шарики, надутые
милитаристские гимны подростков - членов молодежных организаций Фаланги,
которые продолжают маршировать и играть в войну. Как ни странно, война
цепляется именно за детей.
Колонны арестантов пересекают город в направлении к фортификационным
сооружениям под безразличными взглядами жителей, привыкших к нужде, а сотни
раненых, немногим старше Звездочета, которых только что выплюнул поезд,
бредут по мостовым к госпиталям, опираясь на костыли, или проплывают лежа на
носилках: для санитарных машин нет горючего.
Песни итальянцев возвращают городу его карнавальный привкус, они