"Майра. Пророк " - читать интересную книгу автора

Максимыч тоже был хорош, что греха таить! Словом, получилась натуральная
свара, мы с девочками с трудом предотвратили грязный мужской мордобой.
- Дима - это тот, что у окна сидел? - на всякий случай уточнил
Александр. - Такой... христообразный?
Римма Львовна засмеялась. Смех у нее всегда был слегка неестественный,
каждый раз казалось, будто она до этого момента смеяться вообще не умела, а
тут решила научиться.
- Вы ему так в глаза при встрече не вздумайте сказать! Он у нас почти
верующий, даже в церковь ходит. Стихи, правда, пишет такие, какие верующим,
с моей точки зрения, писать не положено. Такое что-то, знаете ли, с рваным
ритмом, строчки лесенкой, вроде Вознесенского. Но драйв есть...
- Что, простите?
Римма Львовна посмотрела на него, явно довольная вопросом.
- Драйв. Ну, напряжение, что ли... Это теперь такой в молодежной среде
жаргонный термин. В основном относится к музыке, но к стихам, по-моему, тоже
можно применить. Бывает, под музыку хочешь не хочешь, а начинаешь двигаться.
Вот и у Димки так: нравятся его стихи или не нравятся, но что-то от них
внутри царапает, скребет... А хотите, я вам дам почитать? У меня как раз
дома его подборка лежит для очередного альманаха. Очень интересный парень,
между прочим!
Межутову совершенно не хотелось читать ничьи стихи, тем более "под
Вознесенского", но он, застигнутый врасплох, не нашел предлога отвертеться,
а через минуту оказалось поздно. Они были как раз возле подъезда Риммы
Львовны, и та уже всходила по ступенькам, не оглядываясь, в полной
уверенности, что Александр идет за ней. Межутов обреченно вздохнул и стал
подниматься следом.

Подъезд являлся почти точной копией его собственного, квартира
оказалась двухкомнатной, довольно запущенной, но, как ни странно, уютной.
Видно было, что до ремонта у хозяев руки не доходили уже лет пять. Обои
местами топорщились, кое-где видны были неловкие попытки их подклеить. На
всей обстановке лежал отпечаток старомодности: если абажур, то непременно из
ткани и с бахромой, если коврик под ногами, то циновка, а на дверях ванной и
уборной - выцветшие пластиковые фигурки: душ с расходящимся веером водяных
струй и мальчик со спущенными штанишками. На зеркале в прихожей Межутов
заметил темные пятна - там, где время повредило амальгаму: одно на удивление
точно повторяло ахматовский профиль, зато другое, рядом, походило на
полураздавленную лягушку. В правом верхнем углу под поцарапанную деревянную
раму был подсунут длинный конверт с иностранной маркой, новенький и
неуместно белоснежный, словно попавший в эту квартиру с другой планеты.
На вешалке "под бронзу" крайний с межутовской стороны крючок был
обломан и предательски темнел каким-то гораздо менее благородным сплавом. На
следующем крючке висело видавшее виды черное мужское пальто, а точно над ним
на полке для головных уборов солидно, по-хозяйски лежала серая драповая
кепка. Муж Риммы Львовны в последние годы не выходил из дому. Он был старше
жены лет на двенадцать, сейчас ему уже, наверное, было под семьдесят. Во
время войны он жил на Украине, прятался по лесам с матерью и двумя старшими
сестрами. Однажды им пришлось несколько часов просидеть в реке под обрывом,
пока немцы с собаками прочесывали лес в поисках партизан. После этого у
маленького Вити начались проблемы с почками, и до Победы он дожил просто