"Майра. Пророк " - читать интересную книгу автора

наклонился - несколько минут пристально и напряженно смотрел вниз, где и
видно-то ничего не было. Ветер, мрак, бездна...
Выдрать бы этого Диму за его стихи! Разбередил, паразит, душу. Межутов
в сердцах отшвырнул недокуренную сигарету, посмотрел, как она промерцала
дугой вниз, и пошел спать. Долго лежал, глядя в темноту, стараясь не
ворочаться, чтобы не разбудить жену. Мысли крутились на одном месте,
поворачиваясь то так, то этак, и не выводя ни к чему успокаивающему. Заснул
от полного внутреннего изнеможения, напоследок вспомнив, что не завел
будильник. Но вставать уже не стал. Последнее, что промелькнуло перед
затуманенным усталостью мысленным взором - красная звездочка брошенного
сигаретного окурка, пунктиром исчезающая во тьме.

Утром невыспавшийся и оттого мрачный Межутов позвонил Римме Львовне и
договорился о встрече, чтобы вернуть Димину подборку. Римма пыталась было
снова зазвать его к себе домой, но он соврал, что должен немедленно уйти. В
результате они договорились пересечься на остановке, откуда Римме нужно было
ехать в одну сторону, чтобы передать материалы для альманаха рецензенту, а
Межутову - в другую, в издательство: уладить кое-какие собственные дела, о
которых, честно говоря, он вспомнил только сейчас. Александру совсем не
хотелось объяснять, почему именно ему не понравилось Димино творчество. Его
бы вполне устроила какая-нибудь обтекаемая формулировка вроде "неплохо, но
не мое" или даже "пока ничего выдающегося, но надежда есть". Он вообще не
мастер был оценивать чужую работу, особенно творческую, и твердо верил, что
этим должны заниматься специальные люди - критики, литературоведы
какие-нибудь... Словом, те, у кого мозги приспособлены анализировать уже
созданное, а не мучиться подбиранием слов и выстраиванием сюжета. Себя он
относил ко второй категории и воспринимал написанные другими людьми тексты
как некие растения, которые авторы долго культивировали - то усиленно
окучивали, то старательно подстригали по бокам, чтобы не углубляться в
детали и не увлекаться второстепенными линиями, - а потом выставили на
всеобщее обозрение. Сам он занимался тем же, поэтому ему всегда было
неудобно вмешиваться со своими замечаниями в чей-то интимный процесс
выращивания.
Межутову повезло, потому что автобус Риммы Львовны пришел быстро и она
заторопилась, так что он сунул ей скрепленные степлером листки, не сказав
при этом ничего определенного. Правда, она пообещала ему позвонить на днях,
но телефонных разговоров Александр опасался меньше. К тому же, он помнил,
как она сама когда-то разговаривала с ним по поводу его первой книги... О
том, что непонравившиеся стихи принадлежат не ей, а ни в чем не виноватому
Диме, Межутов как-то невзначай успел забыть.
Потом была сплошная невыразительная и малоинтересная текучка: какие-то
разговоры, переговоры, дрязги вокруг нового литературного журнала, в котором
Межутова вроде бы хотели в редколлегию, подготовка к поездке в Москву, где
Гриша Смурнов, хороший приятель, поэт и время от времени лечащийся наркоман,
некогда переделавший свою простецкую фамилию на более звучную и загадочную
путем замены одной-единственной буквы, выпустил очередной сборник и желал
устроить его презентацию со множеством приглашенных. Александр сначала
настроился отказаться, но потом ему вдруг ни с того ни с сего захотелось
поехать - повидать знакомых. Глядишь, и депрессия отпустит. Сколько можно
сидеть в своем углу, в конце концов? Так тебя паутиной заткут, да и забудут