"Майра. Оливия и Смерть " - читать интересную книгу автора

- Государь, он ошибается, и я готов перед судьями сказать то же самое!
Герцог помолчал.
- Я не хочу доводить дело до суда, - промолвил он. - Я обещал епископу
запретить оперу, и я исполнил обещание. Мне не нужно судебного процесса
такого толка, это удар и по моему имени, и по репутации моей страны. Портить
отношения с Римом не входит в мои планы. К тому же, епископ не одинок. Были
и другие... претензии.
Патрик вскинул голову.
- Эрнестина?
- Кто это? - искренне изумился Оттон. - А! Примадонна Либенгольда... Не
смеши меня. У нее, конечно, роман с моим канцлером, но Триммер - умный
человек, за это я его и держу. Я не желаю называть имен: здесь замешаны
очень влиятельные люди, на которых держится покой в этом герцогстве. Они
заявляют, что ваша опера является оскорблением для боголюбивых и
законопослушных граждан, что в ней есть непристойные сцены и чересчур
игривые песни. Выбирая между тобой и порядком, я выберу порядок. Я уже его
выбрал. Опера запрещена.
Поэт молчал. Возражения казались бесполезными. Глядя на его растерянное
лицо, герцог смягчился.
- Время не стоит на месте, Патрик. Епископ стар, настроения вельмож
непостоянны. Пройдет год-два, все может измениться. Ваше творение уже
существует, его видели. Речи о публичном сожжении нот и твоих стихов, слава
Богу, пока не идет. Надейся на лучшее. Я не допущу, чтобы тебя и твоих
друзей отдали под суд.
- Вы великодушны, мой господин.
Аудиенция подошла к концу. Патрик поцеловал протянутую руку и вышел.
Перед глазами его стлался туман, и только дойдя до ворот, он обратил
внимание на странные взгляды, которыми его провожали встречные. Все уже
знали.
Он подумал о том, чтобы уехать. Бросить все, отказаться от герцогского
жалования, от подарков и знаков благосклонности. Уехать назад за море, где
льется настоящая кровь и бурлят настоящие страсти, - туда, куда по ночам его
порой звал голос давно умершей матери. Туда, где дерн на могилах предков
вытоптан конницей неприятельских драгун...
Но он знал, что для него все это - прошлое. Только прошлое, горькое,
словно дым сожженных писем, больное и жаркое, словно горячечный бред.
Прошлое, которое прошло.
Он вспомнил лицо Оливии, потом лицо Магды, и тот миг, когда Смерть
впервые выступила из-за кулис и запела голосом Пабло. Он знал, что не может
уехать, и опустил взгляд, чтобы не видеть неба - синего, как небо над
родиной. Синего, как глаза Оливии Адвахен.
Жизнь уже подбросила ему какое-то обещание. Даже в минуту полной
опустошенности он знал, что ничто не кончено и не потеряно. Это было дано
ему, как мгновенное непрошенное прозрение, как греза о будущем. Он остался
из-за женщины, которой почти не знал, которая была безумно далека от его
хрупкого белокурого идеала и которой он не мог обладать, как нельзя обладать
призраком или музой.
Но вот странно - видения о родине редко посещали его с тех пор.

***