"Майра. Оливия и Смерть " - читать интересную книгу авторапродолжал:
- Помнишь тот день, год назад, когда ты явился к моему двору на состязание стихотворцев? - Да, ваша светлость. - Я до сих пор пытаюсь понять, почему я именно тебя взял служить мне. Там были поэты искуснее и искушеннее. И я не знаю, почему по-прежнему держу тебя при себе... - Государь, я в вашей власти. - Я знаю. Я говорю это не затем, чтобы указать тебе твое место - хотя иногда мне очень хочется это сделать. Я просто хочу, чтобы ты знал: мне самому это странно, но я тобой дорожу. Ты бездельник, но в тебе есть то, что дается человеку только свыше: ты свободен. Я поймал тебя, как птицу, и кормлю из своих рук. А ты ведешь себя так, словно даже не замечаешь клетки. Мне это нравится. Поэт молчал, не зная, что ответить. - Если ты захочешь уйти, я отпущу тебя, - продолжал Оттон. - Но надеюсь, ты еще не хочешь уйти. А теперь об опере. Я видел ее, и она меня потрясла. Патрик смотрел на герцога, удивленный его откровенностью. Оттон всегда казался ему человеком недюжинного ума и удивительной воли, но он думал, что эти качества проявляются прежде всего в государственных делах. Оттон был герцогом, то есть полубогом в этой маленькой стране. Вся округа знала, что он ест на обед и сколько раз в неделю спит со своей женой. Ему позволялось походить на людей внешне, но во всем остальном было отказано - как, должно быть, всякому правителю. Может быть, это счастливый миг для певицы, которая играла Оливию, и для мальчика, певшего партию Смерти. Я вполне допускаю, что, после того, как я наложил запрет на вашу оперу, жизнь некоторых из вас обратиться в пустыню. - Так и есть, ваша светлость, - негромко сказал поэт. - Я многое готов тебе простить ради твоего таланта, - отозвался герцог, - и на многое готов закрывать глаза. Но ни ты, ни твои стихи, ни музыка Гунтера Лоффта, как бы гениальна она ни была, не заставят меня поссориться с церковью или не обращать внимания на недовольство моих влиятельных подданных. - С церковью, государь? Оттон вздохнул и откинулся на спинку скамьи, сцепив пальцы на колене. - Епископ вчера прислал мне гневное письмо с требованием запретить твою оперу как безбожную и развращающую его прихожан. Он пишет, что под именем Смерти в ней показан сам дьявол, и показан намеренно соблазнительно. - Это не так, мой господин! - Он говорит, - продолжал герцог, не слушая, - что эта опера - о девушке-самоубийце, а тот, кто наложил на себя руки, не может быть введен в рай. Что если в ближайшее время по герцогству прокатится волна самоубийств, мы будем обязаны этим единственно вашему с Лоффтом творению. Что вы соблазняете молодежь манихейскими идеями о том, что истинна лишь смерть, а мир есть воплощение лжи и скверны... - Господи помилуй! - Что грех и соблазн изображаются вами как нечто, заслуживающее восхищения... Он требует судебного разбирательства. |
|
|