"Майра. Оливия и Смерть " - читать интересную книгу авторахорошо. На радость или на горе в будущем, но сегодня все удастся как нельзя
лучше. Они с Гунтером боялись за Магду в первой сцене, и напрасно. То, что на самых первых репетициях выглядело несвязным лепетом недоразвитой девочки, сейчас звучало гимном невинности, благодарностью, которую юность возносит Богу за бесценный дар жизни. В намерено безыскусную музыку и стихи Магда сумела вложить такую веру в счастье, какой Патрик и не предполагал в них найти. Зал молчал и не аплодировал. В его таинственной зловещей темноте редкими звездами вспыхивали отблески моноклей. Герцогская ложа безмолвствовала. Когда Магда проходила мимо Патрика, тот поймал ее руку и благодарно сжал. Певица едва замедлила шаг, взглянув куда-то сквозь поэта. Ему показалось, что она даже не поняла, кто он. Гунтер, тоже шагнувший было к ней, замер на миг и тут же поспешно отступил с ее дороги. Поэт и музыкант переглянулись, а потом дружно уселись на какой-то ящик, стоявший за кулисами. Патрик хотел было подбодрить друга, но, приглядевшись, понял, что это не нужно. На щеках Гунтера горел лихорадочный румянец восторга. Дуэт Оливии и Бертрама являл собой перекличку нежной привязанности и страстного желания. - Они спятили, - пробормотал Лоффт. - Их арестуют за оскорбление нравов! - Успокойся, - ответил Патрик одними губами. - Арестуют не их, а нас с тобой. Их мы уж как-нибудь выгородим. Когда на сцене появилась Смерть, время и вовсе остановилось. Голос казалось, не осталось ничего человеческого, он разрывал жизнь, текущую на сцене, как приказчики в лавках разрывают материю, отмерив нужный кусок. Партия Бертрама, изгоняющего Смерть из отцовского дома, прозвучала скорее отчаянно, чем триумфально. ...Время шло, и действо приближалось к концу. Оливия, вышедшая к фонтану на тайное свидание с Бертрамом, озиралась в ожидании возлюбленного, а высокая фигура, выступившая из полутемного угла сцены, расправляла крылья двухцветного красно-алого плаща. Патрик несколько раз осторожно выглядывал, рассматривая зал. Люди сидели тихо. Никто больше не шептался, перегнувшись через спинку кресла. Никто не зевал и не смотрел в либретто. Они слушали так, словно то, что творилось на сцене, имело прямое отношение к их судьбе. И поэту вдруг сделалось страшно от напряженного, внимательного молчания, с каким многоглазое чудовище зала следило за прекрасным и гибельным полетом его, Патрика, Оливии. - Блаженна грудь, не знавшая страстей! В ней сердце бьется весело и нежно, И из нее в полночной темноте Не рвется стон печали безнадежной... Уста блаженны баловней судьбы, С псалмами о невинном обожаньи. Не осквернят их тайные признанья И не иссушат страстные мольбы. А руки, обнимая лишь родных, |
|
|