"С.В.Максимов. Крылатые слова" - читать интересную книгу автора

летописец такими глубокого смысла словами: "О, славнейший граде
Пскове-Великий! Почто бо сетуеши и плачеши? И отвеща прекрасный град Псков:
прилетел бо на мя многокрылый орел, исполнь львовых когтей, и взя от мене
три кедра ливанова, и красоту мою, и богатство, и чада моя восхити. И землю
пусту сотвориша, и град наш разориша, и люди моя плениша, и торжища моя
раскопаша, а иные торжища коневьим калом заметаша, а отец и братий наша
разведоша", и т. д. С этих пор создались и убереглись исторические
поговорки, что "Москва слезам не верит", ее не разжалобишь ("не
расквелешь"), она "по чужим бедам не плачет" и прочие живучие поговорки,
которые примешиваются ко всякому подходящему случаю в обиходной жизни.
Здесь всеми делами ведал, и правду искал, и суд творил - никто иной,
как царский любюиец и ближний человек, сам князь-кесарь Федор Юрьевич
Ромадановский, решавший всякие дела и даже самые страшные о "слове и деле"
без апелляции. Это был (по словам кн. Куракина, современника его) человек
характера партикулярного (то есть своеобразного). собой видом как монстр,
нравом злой тиран, превеликий нежелатель добра никому: пьян во вся дни: но
его величеству верный так был, что никто другой!. Сидя за столом в старом
боярском кафтане, отороченном узеньким золотым галуном, с длинными густыми
усами, всякое дело выслушивал сам этот страшный человек, перед которым никто
не смел садиться и во двор к которому никто не имел права въезжать (даже сам
царь Петр выходил из одноколки у ворот). Словом, судила та исключительная
суровая личность, подобные которой, по русским прпметам, нарождаются в целое
полустолетие один только раз. Конечно в эти времена охотливее, чем в другие,
советовали не бояться суда, а бояться судьи: суд стотт прямой, да судья
сидит кривой. В его руках закон был дышлом: он его куда хотел, туда и
воротил. "Зачесали черти затылки от его расправы", и долго сохранялась в
народе память о "петропавловской" правде, все время пока поддерживалась она
робкими, медленными и неудачными попытками к истреблению в корне тех
поводов, которые породили самую пословицу. Петр III в сенате, 7-го февраля
1762 года, запретил ненавистное "изражение слова и дела"; Екатерина II
назвала употребление пытки "противным здравому, естественному рассуждению",
но уничтожить ее формальным образом не решилась. Счастливая доля
приостановить ее досталась в 1800 году императору Александру I.
Обнаружилась в Москве правда, вместо Петра и Павла - "у Воскресенья в
Кадашах", в Замоскворечье, в то время, когда на городских выборах оказались
в громадном большинстве голоса за Шестова, имевшего свой дом в этом приходе.
Шестов, в 1830-х годах, выбран был в городские головы.


ЧЕТВЕРТАЯ ПРАВДА "У ВОСКРЕСЕНЬЯ В КАДАШАХ"

Нравы и обычаи того времени требовали, чтобы в городских головах на
Москве сидел такой, который бы всем и всему потрафлял, а если он, сверх
того, богат, тороват и хлебосолен, то еще того лучше. Против таких
сговаривались целым обществом и если они сами не напрашивались, то их
выбирали заочно и потом кланялись и неотступно упрашивали. Особенно важных
требований, как к хозяину такого огромного и богатого города, тогда не
предъявлялось; ни образования, ни убеждений, ни особенной силы воли и
характера вовсе не требовалось. Производились самые выборы на добрую
половину в шутку. Раз, однако, привелось ошибиться.