"С.В.Максимов. Крылатые слова" - читать интересную книгу автора

Сколет мужик одну сторону на треть всей лесины, повернет на нее остальную
сторону и ее сколет, попадая носком топора, к удивлению, в ту же линию,
которую наметил без циркуля, глазом. Среднюю треть древесины в вершок
толщиной, или рыхлую сердцевину, он бросает в лесу: никуда она не годится,
потому что, если попадет кусок ее в изделие, то на этом месте будет
просачиваться все жидкое, что ни нальют в посудину. Наколотые плахи лесник
складывает тут же в клетки, чтобы продувало их: просушит и затем по санному
пути свезет их домой. Эти плашки зовут "шабалой" и ими же ругаются, говорят:
"Без ума голова - шабала". Есть ли еще что дряннее этого дерева, которое
теперь лесник сложил у избы, когда и цены такой дряни никто не придумает, -
есть ли и человек хуже того, который много врет, без отдыха мелет всякий
вздор, ничего не делает путного и мало на какую работу пригоден?
Шабалы семеновский мужик привез в деревню "оболванивать": для этого
насадит он не вдоль, как у топора, а поперек длинного топорища полукруглое
лезо и начнет этим "теслом", как бы долотом, выдалбливать внутренность и
округлять плаху. Сталась теперь из шабалы "баклуша", та самая, которую опять
надо просушивать и которую опять-таки пускают в бранное и насмешливое слово
за всякое пустое дело, за всякое шатанье без работы с обычными пустяковскими
разговорами. Ходит глупая шабала из угла в угол и ищет, кого бы схватить за
шиворот или за пуговицу и поставить своему безделью в помощники, заставить
себя слушать. Насколько нехорошо в общежитии "бить баклуши" - всякий знает
без дальних объяснений; насколько не хитро сколоть горбыльки, стесать
негодную в дело блонь *, если тесло само хорошо тешет, - словом, бить
настоящие подлинные баклуши - сами видим теперь. Таких же пустяков и
ничтожных трудов стоило это праховое дело и в промысле, как и в общежитии.
В самом деле, притесал мужик баклушу вчерне и дальше ничего с ней
поделать не может и не умеет, так ведь и медведь в лесу дуги гнет, - за что
же баклушнику честь воздавать, когда у него в руках из осинового чурбана
ничего не выходит? Впрочем, он и сам не хвастается, а даже совестится и
побаивается, чтобы другой досужий человек не спросил: каким-де ты ремеслом
промышляешь? Однако с баклушника начинается искусство токарное. Приступают к
самому делу токари, ложкари - мастера и доточники (настоящие) с Покрова и
работают ложки и плошки до самой св. Пасхи. Вытачивают, кроме осиновых, из
баклуш березовых, редко липовых, а того охотнее из кленовых. За ложку в
баклушах дают одну цену, за ложки в отделке ровно вдвое. При этом осиновая
ценится дороже березовой, дешевле кленовой. Да и весь щепеной товар изо всех
изделий рук человеческих - самый дешевый: сходнее его разве самая щепа, но и
та, судя по потребам, в безлесных местах, лезет иногда ценою в гору. Если
дешева иголка по силе и смыслу политико-экономического закона разделения
труда, то здесь около деревянной посуды еще дробнее разделение это, когда
ложка пойдет из рук в руки, пока не окажется "завитой" (с фигурной ручкой),
"заолифленной" (белилами, сваренными на льняном масле) и подкрашенной
цветным букетом, когда, одним словом, ее незазорно и исправнику подложить к
яичнице-скородумке, на чугунной сковороде, с топленым коровьим маслом. Для
господ и сами ложкари приготовляют особый сорт - "носатые" (остроносые) и
тонкие самой чистой отделки: "Едоку и ложкой владеть".
Стоит у ложкаря его мастерская в лесу: это - целая избушка на курьих
ножках, без крыши, только под потолочным накатом и немшоная: лишь бы не
попадал и не очень бил косой дробный дождик в лицо и спину. В избе дверь
одна, наподобие звериного лаза, и окно одно подымное да другая дыра большая.