"Евгений Максимов. Рошка " - читать интересную книгу автора

достал из ранца бутерброд с копченым салом, и стал кидать Рошке под ноги.
"Подбирай, кобелек, харчись!" Рошка побелел под загаром пятнами, бросился на
них, ощерясь, я едва успел вытащить его из круга и увести.
И побрели мы по травостою прочь из города.
"Они злее злого, мертвее мертвого, - говорил мне дурачок, - они ничего
не хотят. Но это пока ничего, Николаус, знаешь, они молчат, когда она
плачет".
История-то была простейшая, юнкер. На обратном пути он, Рошка, мне
порассказал немало, а много позже я сам добрался до подробностей.
Жила девушка, красивая девушка, обычная... Родители ее померли, сироту
воспитала родня. На восемнадцатом году ее высватал мужик из города - Петер
Магуль, крепкий хозяин, деловой.
А годика через два начались у супругов нелады.
Анна была неплохой женой, но имелся у нее непоправимый изъян... уж
очень она открытой была, что на сердце, то и на языке. Когда смешно -
смеялась, когда горько - плакала, а если кто не по нраву - сразу говорила,
за спиной не шипела, но и не обижала никого зазря. Хлопотала по хозяйству
исправно, но стала вмешиваться в соседские дела, и если бы из бабьего
любопытства... Так ведь нет. Сидела с чужими детьми, принимала сторонние
беды на свои плечи, где деньгами, где работой поможет... Не берегла копейку,
пустая баба! Была открыта всем, и людям, и зверью, и Богу. Весной припустит
первый дождь, а она сбежит с крыльца и пляшет под деревьями, мокрая,
счастливая... А осенью, кто мимо ворот пройдет, тому вынесет плошку слив или
яблок в переднике. Как говорится, был у Анны тяжелый характер. Трудно
ужиться с такими людьми, которые простых житейских хитростей не хотят
понимать.
Муж ее поругивал, любя...
"Сидела бы, дура, дома, сами разберутся, наше дело-сторона!"
"А это и не дело вовсе. И к тому же, кто, кроме меня, пойдет?"
И не вытерпел Петер Магуль.
Ехали они как-то с ярмарки, ближе к вечеру, Анна ластилась к мужу,
крепко она любила своего Петера.
Магуль огляделся - как бы не увидел кто, взял ее под мышки и ссадил с
телеги в разъезженную колею.
"Ну, Аннекин, вот тебе деньги, хорошие деньги, прожиточные. Я ж не
зверь. Ступай себе с Богом. Я тебя обижать не хочу, твой навеки остаюсь, но
сил моих тебя терпеть больше нет".
И покатила телега далее.
Анна ахнула, подумала, что шутит, побежала следом, в темноте, по
распутице, цеплялась за борта, плакала навзрыд.
Дорога была плохая, коней не пустишь рысью, и Петеру, конечно,
неприятно было, но он на ее слезы словечка не вымолвил, лучше разок
перемочься, чем потом всю жизнь с никчемной мучаться. Был Петер Магуль
сильным человеком, все стойко вынес.
Анна отстала, легла на обочине. Лежала долго, как мертвая. И вместе со
слезами выплакала и непутевые свои мозги.
Впрочем, она сама была виновата. Надо было быть похитрее, и дело
понимать!
Почему это я - дурак? Ты не лайся, юнкер, ты слушай.
Она бы померла на дороге, но тело ей одной уже не принадлежало. Мутная