"Руфина Максимова. Мутанты, Юбилей, Челок Рум (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

на левом рукаве. Красный крест пламенеет на голубом, заставляя Кэтти
отвести взгляд от телевизора и косить при этом еще больше.
- Моя девочка, пришла твоя мама, - произносит женщина фразу, с
которой вот уже третий раз за этот день входит в одну из комнат. палат,
закрепленных за ней попечительским советом Дома. Она помогает Кэтти сесть
ровно, вытирает ей губы, кладет безвольную левую руку на подлокотник.
Скрюченными пальцами правой руки девушка нажимает кнопку на пульте,
вмонтированном в другой подлокотник. Телевизор гаснет. Это служит
сигналом, и "мама" начинает хлопотать у стены, набирая код кухни и любимых
блюд Кэтти.
Донецк. Почти под потолком огромного зала ожидания железнодорожного
вокзала работает пятиметровый телеэкран. В его затемненном двухметровом
углу движутся колонки цифр и слов, написанных на русском, английском,
немецком, французском и японском языках. Уже 64 страны оспаривают друг у
друга право на принятие миллиардной жертвы экологического кризиса.
На одной из подвесных мягких скамеечек зала покачивается мальчик лет
семи. Он жадно вглядывается в экран, на котором по вине калифорнийского
телевидения время от времени пробегают волны, ничуть не мешающие заглянуть
в мир американского подростка Кэтти, с рождения воспитывающейся в одном из
лучших специнтернатов. Сиделка вновь подносит ко рту девушки ложку с
какой-то розовой массой, напоминающей клубничный пудинг. Мальчик у
телеэкрана сглатывает голодную слюну, а затем спрыгивает со скамьи,
обнаружив неподалеку приближающегося милиционера. Засмотревшись, он не
заметил его вовремя и теперь, хмуро глядя под ноги, неохотно бредет по
направлению к выходу. Он не оглядывается, затылком ощущая, что тот не
спеша идет сзади. Десятки раз за день выпроваживают отсюда местных
мальчишек, и они уходят в сторону рынка, чтобы там, смешавшись с толпой,
постоянно движущейся сразу во все стороны, стащить под незлобивые окрики
зажиточных старух, имеющих приусадебные участки, морковку, яблоко или
картофелину. Часть добычи съедается за углом, остальное уносится домой,
где никто не спрашивает, где взял, лишь бегло осматривают скудный придаток
к столь же скудному рациону семьи.
- Мишка, - вздыхает рано постаревшая, со следами вечной озабоченности
на все еще миловидном лице, женщина непонятного возраста. - А ведь оба
яблока червяк обошел, - и в глазах у нее усталая настороженность.
- Ну, и пусть, - баском гудит мальчик, - пусть с химией. Ты Наташке
не давай, а мы с тобой поедим, сколько уж ели. А то и ей дай. Если уж
переменяться изнутри начнем, так все вместе. Может, и нас тогда в спецдом
возьмут. Там хорошо-о, - мечтательно тянет он, - пудингами кормят от пуза,
комнаты большие, светлые, телевизоры. Мам, - голос Мишки дрожит от
приближающихся слез, - ну почему мы не меняемся?


ЧЕЛОК РУМ

Я писала статью, когда между размашистыми строчками шлепнулось Это.
- Что уставилась? Что уставилась! - тоненько и плаксиво затянул
непонятно откуда идущий голос. - Что уставилась?! - буквально в авизовал
он. Кроме жучка, величиной с пчелу, лежащего на спине и перебирающего
шестью лапками, передо мной никого не было. Большой мухой его назвать было