"Франсуа Мориак. Пустыня любви" - читать интересную книгу автора

лампу в столовой не зажигали) г-жа Курреж-старшая сказала невестке:
- Люси, я знаю, для кого в церкви делают белые драпировки, - те, что вы
видели.
Раймон подумал, что снова начинается один из тех бесконечных
разговоров, когда сыплются и сыплются пустые фразы, - от доктора они
отскакивали, не задев его. Чаще всего это бывали споры на хозяйственные
темы: каждая из женщин защищала свою прислугу, - жалкая пародия на "Илиаду",
где Олимпом служила столовая, а богини-покровительницы домашнего очага
исходили яростью в кухонных перебранках. Нередко две хозяйки не могли
поделить какую-нибудь поденщицу.
- Я наняла на ту неделю Травайотту, - сообщала, например, г-жа Курреж
Мадлене Баск. Молодая женщина возражала, что у нее накопилось много детского
белья для починки.
- Ты всегда перехватываешь у меня Травайотту.
- Ну и что же? Найми Кривоносую Мари.
- Кривоносая Мари - копуша, кроме того, она заставляет меня оплачивать
ей проезд в трамвае.
Но в тот вечер упоминание о белых драпировках в церкви развязало более
серьезный спор. Г-жа Курреж-старшая прибавила:
- Это для мальчика Марии Кросс, он умер от менингита. Похоже, она
заказала похороны по первому разряду.
- Какая бестактность!
При этом восклицании жены доктор, который читал журнал, машинально
поедая суп, поднял глаза. Его супруга тотчас же, как обычно, опустила свои,
но зато очень сердитым тоном заявила: весьма прискорбно, что кюре не
вразумил эту женщину, эту бесстыдную содержанку, которая пускает всем пыль в
глаза своей кричащей роскошью - лошади, коляска и так далее и тому подобное.
Доктор предостерегающе поднял руку:
- Не будем судить других... Нас она ничем не оскорбила
- Но ведь это скандал. Разве не так?
Доктор покривился, и Люси, поняв, что он сейчас подумал: "Какая она
все-таки мещанка", - заставила себя чуть сбавить тон, но не прошло и
нескольких секунд, как она спять в раздражении заявила, что такая женщина
внушает ей ужас... Дом, где столько лет жила ее старая приятельница, г-жа
Буффар, теща Виктора Ларусселя, отдан теперь этой распутнице... Всякий раз,
когда она проходит мимо, у нее просто разрывается сердце.
Прервав жену, доктор спокойным, даже тихим голосом сказал, что нынче
вечером в том доме находится лишь несчастная мать, бодрствующая у смертного
одра своего ребенка. И тогда г-жа Курреж, воздев вверх указательный палец,
торжественно произнесла:
- Кара Господня!
Дети услышали, как доктор с грохотом отодвинул стул. Он сунул в карман
журналы и без слов направился к двери, стараясь сдерживать шаг, но
семейство, застывшее в молчании, слышало, как он взбегает по лестнице через
две ступеньки.
- Что я такого особенного сказала?
Госпожа Курреж с немым вопросом взирала на свекровь, на молодую чету,
на детей и слуг.
Все молчали, слышался только стук ножей и вилок да голос Мадлены:
- Не кромсай хлеб... Оставь в покое эту кость...