"Франсуа Мориак. Пустыня любви" - читать интересную книгу автора

На поверхности пруда плясала мошкара; лягушки, плюхаясь в воду, как камни,
баламутили сумрачный водоем, кишевший таинственной жизнью. Не страх спас в
тот день Раймона, а отвращение.
К счастью, он редко оставался один, так как теннисный корт Куррежей
привлекал молодежь из соседних усадеб. Г-жа Курреж сетовала на Басков за то,
что они ввели ее в расход, заставив построить корт, а сами взяли и укатили.
Теперь кортом пользовались чужие люди; юноши в белом, с ракетками в руках,
неслышно ступая в своих эспадрильях, появлялись в час сиесты в гостиной,
здоровались с дамами и, едва осведомившись, где Раймон, выбегали опять на
залитую солнцем площадку, которая вскоре оглашалась их возгласами "play",
"out"
По правде говоря, над Раймоном они смеялись ничуть не больше, чем над
другими; не их вина была в том, что он считал себя всеобщим посмешищем.
Впрочем, у него имелась и более определенная причина для ненависти к ним:
накануне отъезда Басков Раймон смалодушничал и пообещал зятю, что будет
проезжать его верховую лошадь, которую тот оставлял в конюшне. Но в те годы
у Раймона, едва он вскакивал в седло, начиналось такое головокружение, что
он являл собой довольно-таки жалкого всадника. Однажды утром девицы Косруж
случайно увидели его на лесной дорожке: он проскакал мимо них, судорожно
вцепившись в луку седла, и вскоре грохнулся на песок. При виде сестер Раймон
тотчас же вспоминал, как они в тот раз оглушительно хохотали, а девушки при
встрече с Раймоном снова и снова смаковали подробности его падения с лошади.
Какую бурю в юной душе в разгар ее весны способно вызвать даже самое
беззлобное поддразниванье! Раймон не отличал сестер Косруж одну от другой:
ослепленный ненавистью, он видел в них единое жирное чудовище о трех
шиньонах, всегда потное и кудахтающее под деревьями, мертвенно неподвижными
в те знойные августовские дни 19... года.
Иногда он садился в поезд, который вез его через раскаленную печь
города в доки, где в стоячей воде с расплывшимися радужными пятнами нефти и
масла плескались худосочные подростки, истощенные нуждой и золотухой. Они
резвились, гонялись друг за другом, и их босые ноги, шлепая по плитам
набережной, оставляли на ней нестойкие влажные следы.
Снова наступил октябрь. Трудный переход совершился, Раймон миновал
гибельное для его жизни время, ему суждено было уцелеть, и он уцелел -
покамест для школьных занятий. Начался следующий учебный год, класс
философии, где новые книги, запах которых он всегда так любил, раскрывали
ему в виде сводной таблицы все мечтания человечества и все системы мышления.
Ему суждено было уцелеть, и не только благодаря собственным усилиям. Но
близился час, когда в его жизнь должна была войти женщина - та самая, что в
тот вечер в маленьком баре смотрела на него сквозь табачный дым и кружащиеся
пары и чей чистый и ясный лоб пощадило время.
В зиму, предшествовавшую их встрече, Раймон пребывал во власти
глубокого оцепенения, апатия обезоружила его, а присмирев, он перестал быть
козлом отпущения. После этих каникул, когда он так мучительно метался между
двумя навязчивыми идеями - бегства и самоубийства, Раймон стал охотно
выполнять все, что от него требовали, и дисциплина помогала ему жить. Но и
теперь он больше всего любил часы возвращения домой, ежевечерние поездки из
одного предместья Бордо в другое. Закрыв за собой дверь коллежа, он вступал
в сумрак узкой улочки, где его то окутывало влажным туманом, то пробирало
сухим морозцем; ему были хорошо знакомы все оттенки неба - пасмурного или