"Франсуа Мориак. Поцелуй прокаженному" - читать интересную книгу автора

Жану любопытно было наблюдать, как мужчины рыщут в поисках проституток, он
пытался угадать, сколько их тут и какой порок толкает вот этого, к примеру,
господина в монокле и с обвислой губой в объятия уличных девок. Жан Пелуер
жадно выискивал в толпе хотя бы кого-нибудь одного с печатью власти и
господства на лице. О, он бы с радостью последовал за этим человеком! Но
глаза людей блуждали по сторонам, руки дрожали, непомерная похоть искажала
лица - людям в толпе было невдомек, что за ними наблюдают. Да и потом, разве
эти, из расы господ, - разве они не знают смерти? Сидя за столиком, Жан
жестикулировал, как у себя в городке, когда шел по улице между двух высоких
оград. Он цитировал вслух Паскаля, его слова о том, чем кончается самая
прекрасная жизнь. Смерть всех кладет на лопатки, что бы там ни вещал этот
маразматик Ницше!
Молодые люди рядом с Жаном подталкивали друг друга локтями. Сидевшая с
ними женщина окликнула Жана. Тот вздрогнул, швырнул на стол деньги и
пустился наутек. "Вот полоумный!" - бросила ему вслед женщина. Но Жан уже
смешался с толпой, он, словно крыса, несся мимо витрин, в голове же у него
тем временем рождался план дерзкого исследования, которое он озаглавит "Воля
к власти и святость".
Иногда в витрине магазина мелькало его отражение, но Жан не узнавал
себя. От плохого питания он осунулся и словно усох. Парижская пыль
раздражала горло. Нужно было отказаться от сигарет. Он никогда раньше
столько не дымил и в результате без конца сплевывал и кашлял. Часто
кружилась голова, приходилось хвататься за фонари, чтобы не упасть. Лучше
совсем не есть, решил Жан, чем после еды мучиться от колик в желудке. Может,
в один прекрасный день его подберут в луже, как дохлую кошку? Тогда Ноэми
станет свободной... Такие мысли посещали его в кинотеатре, куда он забредал,
привлеченный не столько самим фильмом, сколько нескончаемой музыкой. Часто,
в горячке валясь с ног от усталости, он заходил в баню. Ситцевая занавеска
загораживала свет, из кранов капало, и тело было словно чужое. Столь убогим
местом пребывания Жану приходилось довольствоваться лишь потому, что, кроме
Мадлен, стоявшей на пути из гостиницы в кафе "Де ля Пэ", он долго не знал в
Париже ни одной церкви. Но как-то раз, выбрав другой маршрут, Жан увидел
Сен-Рош, и с тех пор эта сумрачная церковь стала для него ежедневным
пристанищем. Здесь, в храме на перекрестке улиц огромного города, пахло так
же, как в родной церквушке в его богом забытой дыре. Порога библиотеки он
так ни разу и не переступил.

Так, пожалуй, он и жил бы тут до самой смерти, если бы однажды кюре в
своем письме самым настоятельным образом не призвал его вернуться под отчий
кров, хотя, как понял Жан, ни с отцом, ни с Ноэми ничего плохого не
стряслось. С тяжелым сердцем Жан сел в вагон с надписью "Ирун", в экспресс,
который столь часто на его глазах медленно отходил от перрона, чтобы потом,
набрав скорость, направиться на юго-запад.

XI

Дома все было по-старому, письмо же к Жану кюре написал после исповеди
Ноэми, на которой та призналась лишь в самых обычных, простительных
прегрешениях. Однако она обратилась к своему наставнику за духовной
поддержкой в смущавших ее искушениях, хотя о том, какого рода эти искушения,