"Франсуа Мориак. Поцелуй прокаженному" - читать интересную книгу автора

шуршал по черепице, хлопал ставень, затихал вдали звук дребезжащей тележки.
Преклонив колена рядом с внушающей страх кроватью, Ноэми вполголоса
произносила слова молитвы: "Склоняясь пред Тобою, Господи, благодарю Тебя за
то, что Ты даровал мне сердце, способное узнавать и любить Тебя". Жан
угадывал в темноте, как в отвращении напрягается тело любимой, и отодвигался
как можно дальше. Ноэми иногда дотрагивалась рукой до его лица, невидимого
во мраке и потому менее отвратительного, и чувствовала на его щеках жаркие
слезы. Испытывая угрызения совести и жалость, она, закрыв глаза и стиснув
губы, бросалась к Жану, как христианская девственница - к зверю на арене
цирка, и стискивала несчастного в объятиях.

VII

Охота на диких голубей служила Жану предлогом, чтобы проводить дни
вдалеке от той, которую он изводил одним своим присутствием. По утрам он
вставал еле слышно, чтобы не разбудить Ноэми. Когда она открывала глаза,
двуколка уже увозила его далеко по грязной дороге. Жан распрягал коней у
арендатора и, подходя к шалашу, прятался и свистел - боялся спугнуть
голубей. Внук Кадетты кричал, что он может подойти, и они устраивались в
засаде: долгие часы проводили они в тумане и дремоте под звон колокольчиков
проходящего стада, под крики пастухов, вороний грай. После четырех пора было
возвращаться, но чтобы явиться домой как можно позже, Жан заглядывал в
церковь. Молитв он не произносил, но его сердце кровоточило. На глаза часто
навертывались слезы. Ему представлялось, что его голова покоится на ее
коленях. Потом Жан бросал на кухонный стол синевато-серых голубей с
раздувшимися шеями. Башмаки Жана сушились у огня, теплый собачий язык лизал
ему руку. Кадетта заливала бульоном ломтики хлеба. Следом за нею Жан входил
в гостиную. Ноэми встречала его словами: "А я и не знала, что вы уже
вернулись... или "Руки мыть будете?" Тогда он шел к себе в комнату - ставни
еще не были закрыты, фонарь освещал поливаемые дождем рытвины на дороге. Жан
мыл руки, но вычистить застарелую грязь из-под ногтей не удавалось, и он
прятал их под стол, чтобы не увидела Ноэми. Украдкой он наблюдал за ней:
какая она бледная! Она почти ничего не ела. Жан неуклюже настаивал, чтобы
она попробовала баранину. "Я же говорю, что не голодна!" Покорная улыбка, а
иногда и сложенные для воздушного поцелуя губы смягчали минутное
раздражение. Она глядела мужу в лицо, как верующая, отдавая Богу душу,
глядит в лицо смерти. Улыбка вообще не сходила с ее уст, словно она хотела
подбодрить лежащего на смертном одре. Это из-за него, из-за Жана, каменеет
ее взгляд, из-за него у нее в лице ни кровинки. Рядом с ним иссякала ее
молодая жизнь. Но, осунувшаяся, она была ему еще более дорога. Какую еще
жертву так сильно любил палач?

Зато господин Жером совершенно расцвел. Всю жизнь для него существовали
только его собственные страдания, чужих он не замечал. И все буквально
остолбенели, когда услышали из его собственных уст, что в последнее время он
чувствует себя значительно лучше. Астма отпустила его. Он спал до самого
рассвета без всяких снотворных. Хорошо, что он отказался лечиться у доктора
Пьешона, говорил господин Жером, ведь у того в доме лежит харкающий кровью
сын. Из боязни заразиться господин Жером порвал со своим старым другом. Он
клялся, что ему достаточно снохи, которая поднаторела в деле ухода за