"Франсуа Мориак. Агнец" - читать интересную книгу автора

оторвать взгляда от двух конвертов, лежавших на его подушке. Эти два письма
пришли, должно быть, с послеобеденной почтой: крупный наклонный колючий
почерк его матери и прямая мальчишечья скоропись Доминики, привыкшей
конспектировать лекции. Он поднес ее письмо к губам и долго вдыхал запах
конверта. Но нет, сперва надо прочитать материнское послание. Привычка
уважать старших взяла в нем верх и без свидетелей.
Словно нырнув в ледяную воду, он стал читать письмо с середины. "Мне
никогда не удастся в полной мере выразить свою признательность Бригитте Пиан
за ту деликатность, с которой она сумела затронуть в присутствии твоего
разгневанного отца тему, коснуться которой, как тебе легко предположить, мне
невыносимо. Она особо настаивала на том обстоятельстве, что психиатрия (не
уверена, сумею ли я совладать с написанием этого для меня чересчур ученого
слова) совершенно изменила за последние годы наше понимание казуистики[7]
(еще одно слово из лексикона Бригитты Пиан!). Когда-то она была знакома с
одним весьма достойным священником, уже давно умершим, аббатом Калю, который
объяснил ей, что в нынешнее время наука помогает нам понять, как милосердие
господне направляет наши судьбы, отягощенные наследственностью... Все это
чрезвычайно сложно! Не могу сказать, чтобы Бригитте Пиан удалось умерить
гнев твоего отца. В результате этой встречи был выработан ультиматум,
который отец поручил мне сообщить: ты должен немедленно вернуться в отчий
дом и дать слово не покидать его больше без нашего на то разрешения. Ты
вновь станешь посещать лекции на юридическом факультете и будешь находиться
под нашим неусыпным наблюдением. Если же по истечении недели ты не вернешься
домой, отец вычеркнет тебя из завещания, отречется от тебя и ты уже не
сможешь рассчитывать на какую бы то ни было материальную помощь с его
стороны. Таким образом, ты останешься без всяких средств к существованию,
если не считать тех ценных бумаг, что оставил тебе в наследство дядя Кордес.
Но ты и сам понимаешь, на сто пятьдесят тысяч франков особенно не
разживешься".
Ксавье уронил на коврик у кровати голубые листочки, исписанные крупными
наклонными колючими буквами, и не стал их поднимать. Он взял второй конверт
и снова поднес его к губам. Письмо было почти деловое, без всяких нежностей,
в нем сообщалось о том, какие шаги она предприняла. Доминика выполнила его
просьбу и поговорила со своей коллегой, которая берет детей на полный
пансион. В случае необходимости она оставит для Ролана место. "Если бы это
подвигло вас, Ксавье, на отъезд из Ларжюзона!" Она ничего не добавила к
этому. В общем, желания Доминики совпадали с тем, чего требовали его
родители. Он должен вернуться домой и снова стать студентом. Доминика будет
тайно встречаться с ним, где ему захочется Ничего дурного тут нет... "А вот
в Ларжюзоне, - думал Ксавье, - я сею зло одним своим присутствием". Доминика
писала: "Что может удержать вас в Ларжюзоне, когда Ролана там не будет?
Ручаюсь, вы не ответите мне, что остаетесь из-за этих ужасных Мирбелей. Что
же тогда? В Ларжюзоне больше нет никого, кто мог бы вас интересовать.
Поэтому я спокойна. Вы не пожертвуете Роланом и мной ради деревьев парка".
Ксавье вздохнул. Она еще не знала, что в его жизнь вошел этот
священник. Он стоял на его пути к ней, как черный крест - последний крест,
который надо низвергнуть, чтобы дойти до Доминики. Да, низвергнуть, но не
для того, чтобы взвалить себе на плечи.

О том, что произошло между ним и священником в конце долгой беседы о