"Франсуа Мориак. Агнец" - читать интересную книгу автора

принесет, кто кролика, и, само собой, овощи и фрукты. Если кто в приходе
закалывает свинью, мне уж непременно достанется кусок. В общем - жить можно.
Но чтобы достичь этого состояния покоя, я бы сказал атараксии[6], я прошел
через годы ужасных страданий. И знаете, надо быть очень сильной натурой,
чтобы выйти из этого так, как я. В детстве я был вроде вас, я все понимал
буквально. Между прочим, нельзя сказать, что я совсем потерял веру, я и
посейчас убежден, что богослужение имеет определенный смысл, и, служа мессу,
я не теряю зря время... Конечно, кое в чем я разуверился. Одним словом,
понял, что к чему. Но когда я был в ваших годах и даже много лет спустя...
Ах, поверьте мне, мой юный друг, не подвергайте себя этой пытке...
Он вскинул на Ксавье свои выцветшие глаза и тут же их отвел.
- Простите, - сказал он, - я вижу, что я вас смутил... Да, да! Вижу!
Он залпом допил кофе, вытер платком губы, подошел к Ксавье и положил
ему руки на плечи;
- Вы пришли ко мне, и мой долг - сказать вам то, что я сказал.
Ксавье поднял голову и посмотрел на него. Священник тут же опустил руки
и сунул их в карманы своего теплого жилета.
- О! Я прекрасно знаю, что за один день вас не переубедить. Нам надо бы
еще встретиться. Но я живу не здесь, а в Балюзаке. Здесь я бываю только по
четвергам и воскресеньям и в промежутке между службой и уроками катехизиса
едва успеваю побеседовать с прихожанами и навестить больных. Мне неловко
просить вас прийти ко мне в Балюзак, ведь дотуда пять километров. Но, может
быть, господин де Мирбель одолжит вам велосипед?
Ксавье ответил каким-то тусклым голосом, что ему нетрудно прийти и
пешком.
- В самом деле? Вы придете? Значит, мои слова дошли до вас. Ведь есть
вещи, - добавил он, понизив голос, - о которых я не смею сказать вам здесь,
в ризнице, особенно после исповеди, но сидя у камина... Давайте назначим
день! - произнес он в каком-то возбуждении. - Хотите в понедельник?
Да, можно и в понедельник, но он сумеет выбраться только к вечеру. Днем
он занимается с Роланом.
- А вам не будет боязно выехать в сумерки и возвращаться в темноте? На
дороге ни души, встретишь разве что погонщика мулов.
Ксавье покачал головой и улыбнулся:
- Значит, в понедельник, после пяти.
- В самом деле? А мне показалось, что мои слова оскорбили вас... Я рад.
Думается, я не ошибаюсь; я сумею примирить вас с жизнью, с простой,
обыкновенной жизнью.
Священник взял его руки в свои, но Ксавье тихонько высвободился.
- Вам незачем проходить через церковь, - сказал священник и отпер
маленькую дверь. - Не притворяйте дверь, сейчас придут дети. Ну, до
понедельника!

Ксавье очутился на запущенном кладбище и сразу узнал то место у
церковной стены, где тогда так долго стоял на коленях: трава и крапива были
еще примяты. Он пошел туда, но не опустился на колени, а остался стоять,
упершись лбом в каменный выступ. Несмотря на легкий туман, осеннее утро было
ослепительным. Ветер чуть колыхал белье, развешанное на изгороди соседнего
сада.
- Вам плохо?