"Франсуа Мориак. Агнец" - читать интересную книгу автора

перед причастием и которые учат на уроках катехизиса, - он затвердил их с
раннего детства. "Кто я такой, чтобы осмелиться приблизиться к тебе? Тяжесть
грехов моих давит меня, соблазны тревожат, страсти терзают, никто не в силах
ни помочь мне, ни спасти меня, кроме тебя..." Ксавье умолк, его куда-то
несло, он провалился в бездну - в бездну молчания, обожания и нежности. Он с
трудом очнулся, чтобы поглядеть, не пора ли подойти к алтарю... Нет, еще не
пора. И он опять зашептал молитву, цепляясь за канонические фразы, чтобы
снова не рухнуть в бездну. "Больной, я иду к своему целителю, сирый и
убогий, я иду к источнику жизни, раб, я иду к своему господину. Творение
господне, я иду к своему творцу, в горести и печали иду я к своему
утешителю..." Звякнул колокольчик, надо было идти к причастию. Ксавье
поднялся. Служка забубнил "Confiteor"[5]. Ксавье, как всегда в таких
случаях, испытывал двойственное чувство. Одна половина его рассуждала: все
это сплошная сентиментальность, все эти слова ничего не означают. Он должен
бы рассказать Богу, который был здесь, о Доминике, о Ролане, о Мирбелях...
А, впрочем, надо ли? Разве он не несет их всех в себе? Даже если бы он и
захотел, он не мог бы отделиться от них. "О, повелитель народов и предмет их
любви! О восток! Сияние вечного света и солнца справедливости! О ключ
Давида! О корень Иессея! О Адонаи!" Бездна снова разверзлась и поглотила
его, но он понимал, что нельзя оставаться в ней, потому что священник,
который, видимо, уже давно закончил богослужение, ждал его и сейчас кашлял и
сморкался. Ксавье ценой невероятного усилия очнулся и, шатаясь, направился в
ризницу. Священник уже был там.
- Выпейте чашечку кофе. Мадам Дюпуи так любезна, что варит мне кофе и
топит печку по четвергам. Уроки катехизиса я тоже даю здесь. Тут детям
лучше, в церкви очень холодно.
Священник налил ему кофе в выщербленную чашку.
- Вы правильно сделали, - вдруг сказал он, не глядя на Ксавье. - Да, вы
правильно сделали, что не поступили туда... Вот это я и хотел вам сказать.
Ксавье сидел на деревянной скамье, на которой обычно сидят дети, поющие
в хоре. Он поднялся, чтобы поставить чашку. Облокотившись о ларь, в котором
хранится церковная утварь, он стоял спиной к свету.
- И знаете, для меня это перестало быть трагедией. Я не бунтую, не
озлоблен и, в общем, даже не чувствую себя несчастным. Но от этого мой совет
становится только более весомым. Надеюсь, я вас не шокирую?
Ксавье молча покачал головой.
- Знаете, я ведь, что называется, "хороший священник". Никаких
скандалов, никогда никаких сплетен. Никто худого слова не скажет, - и он
прищелкнул пальцами. - Мы нужны крестьянам только для крещения, венчания и
отпевания. И еще для "причащения", как они говорят. Заметьте, для
причащения, а не для первого причастия, потому что причащаются они, само
собой разумеется, только один раз в жизни. Но ко мне они хорошо относятся.
Мадам Дюпуи мне на днях передала, что сказал обо мне ее зять, он у нас на
вокзале работает: "Подходящий мужик, не вредный, услужливый и не слишком
надоедает нам со своим господом богом!" Кстати, это лишь доказывает, что он
никогда не ходит в церковь, ведь проповеди я готовлю очень тщательно, трачу
на них всю субботу. А все это я вам рассказываю, чтобы вы поняли: совет этот
вам дает человек уравновешенный, который видит вещи такими, какие они есть,
который приноровился к обстоятельствам и не испытывает материальных лишений.
Что там ни говори, а профессия эта неплохая: тебя кормят - кто курицу