"Франсуа Мориак. Подросток былых времен (Роман)" - читать интересную книгу автора

я, может быть, и не пролил бы их. Таков уж я есть. Да простит меня бог!
Ничего необыкновенного не было в том, что Симону все стало известно.
Балеж, горбатый приказчик, жил в квартале Сен-Женес.
По четвергам, как и обычно, вечером после закрытия магазина, он
отправлялся домой в том же трамвае, каким ездил и Симон к себе в Талане.
Сначала они обменивались лишь несколькими словами.
- Но и он тоже, этот Квазимодо, мечтает о Мари как одержимый. У него
нет никого: ни семьи, ни друзей, я-первый живой человек, который слушал
его с интересом и даже - он сразу догадался - готов был с такой же
страстью, как и он, разговаривать о Мари без конца.
Я не стану воспроизводить здесь для Донзака рассказ Симона.
Не стану восстанавливать эту сцену с мнимой правдивостью
"повествования". Донзаку важно знать лишь то, что весть о страшной беде,
поразившей эту девушку, угнетавшей ее и поныне, сразу принесла мне
облегчение, успокоение - теперь я вздохнул свободно. Мне показалось было,
будто Мари кем-то предупреждена о моей совестливости и строгости верующего
христианина, но теперь я нашел объяснение в том, что Балеж рассказал
Симону.
У Мари, по крайней мере вначале, не было никаких расчетов, никакого
намерения женить меня на себе, когда она заговорила о моей приверженности
к соблюдению обрядов и таинств. Достаточно было Симону дать ей
представление о моем строгом религиозном детстве, о моей матери и ее
испанском католицизме, об удушающей атмосфере Мальтаверна, чтобы эта
девушка, которая все понимает, все чувствует, угадала мою драму,
повторявшую ее собственную. Об отце Мари - распутном сборщике налогов - я
знал, но у нее была еще и мать, очень набожная, но в своих религиозных
взглядах как будто более терпимая, чем моя мама.
Случилось так, что человек, носивший высокий духовный сан - не буду
ничего говорить о нем, чтобы Донзак не мог догадаться, кто он, - каждый
год проводил летние месяцы в Сулак-сюр-Мер, где жила семья Мари. Он был
духовным наставником и матери и дочери. Мари стала его добровольным
секретарем, больше тоголюбимой ученицей. Ему она обязана своим интересом к
отвлеченным идеям, своей неожиданной для молодой провинциалки
образованностью, но также, по словам Балежа, и безраздельной преданностью
тому, что воплощало в ее глазах церковь, хотя на самом деле оказалось
просто мужчиной.
У меня, разумеется, нет никаких оснований доверяться сплетням Балежа,
пересказанным, возможно не вполне точно, Симоном. Мне достаточно было
почувствовать, что трагический отлив веры, в одно мгновение опустошающий
полную до краев душу, для Мари был связан с открытием (сколько юных
христиан его совершали!), что святой, заслуживший ее доверие, был и сам
всего лишь жалким созданием из плоти, таким же, как все остальные, еще
хуже, чем остальные, из-за маски, которую он обречен носить вечно.
Совращенные тем, кто обратил их... да, немало я знал таких. Но я увлекся.
Все это я уже сочиняю. В чем во всей этой истории я могу быть уверен? В
том, что после скандала, вызванного самоубийством отца, Мари пришлось
отказаться от своего положения среди руководимой прелатом молодежи, и это
ей было тяжело, что друг отца, устроивший ее к Барду, тоже ученик и
фанатичный последователь пастыря, порвал с ним из-за нее. Что произошло в
действительности, Балеж точно не знал. Скорее всего, между двумя