"Франсуа Мориак. Подросток былых времен (Роман)" - читать интересную книгу автора

Он последовал за мной, но нехотя, уныло повесив голову. Что он знал?
Что мог рассказать о Мари? Я вовсе не страдал. Я хотел знать. Да, пусть
все в ней станет явным. Это было любопытство самодовлеющее, как бы
отчужденное. Но я упустил момент, когда Симон готов был заговорить из
мести, теперь нельзя было рисковать. Он поднимался по нашей лестнице почти
с благоговейным чувством. Он был потрясен.
- Да, - сказал я, - лестница недурна. Двести лет назад в Бордо умели
строить... Но комнаты! Во что мы только их превратили!
Я ввел его в большую гостиную, где Мунете, мамин драпировщик,
"обрядил", как он выражается, окна со всей пышностью, не поскупившись на
сборки, кисти, бахрому и помпоны. Симон был ослеплен.
- Это грандиозно!
- Это уродливо. Вспомните, Симон, кухню Дюберов, вашу кухню - окорока,
подвешенные к балкам, деревенские ходики с тиканьем, подобным биению
сердца, буфет, скромные фаянсовые тарелки, оловянные ложки, запах муки и
жареного сала, а главное, та священная сень, где обитает бог, сень
"Странников в Еммаусе"...
- Э! Вот еще! Посмотреть на вас - можно подумать, вы сами верите тому,
что говорите...
- Буржуазная обстановка, такая, как наша, - это совершенное уродство.
Едва крестьянин начинает богатеть и помышлять о гостиной, он переходит в
буржуазию, то есть в уродство.
Симон повторял:
- Э! Вот еще!
Я повел его в маленькую мамину гостиную.
- Вот здесь и живет мадам! - произнес он с почтением, смешанным с
ненавистью.
- Не часто она здесь живет. Подумайте, Симон, каково мне в этом старом
мертвом логове! Мы вдвоем занимаем целое крыло.
Но признаюсь честно: я сам создал эту пустыню. Я всегда боялся чужих...
- Особенно девушек?
- Так же, как юношей.
- Но Мари вы не боитесь. Она говорит о вас: "Я его приручила..."
По сжатым губам Симона проскользнула быстрая усмешка, которую я помнил
у него с детских лет.
- Вы что-то знаете о ней, Симон, а она не знает, что вы это знаете...
- О, господин Ален! Забудьте о том, что вырвалось у меня в сердцах.
Будет нехорошо, если я рассажу вам... Впрочем, - добавил он, - это может
помочь вам понять ее. Она рассказала вам о себе не все, но то, что она
скрыла, может быть, сделает ее для вас еще дороже, а может быть, еще
ужаснее... Разве с вами угадаешь?
- Кто мог рассказать вам о ней в Талансе? Да и здесь вы никого не
знаете. Я вам не верю.
- Э! И не верьте. Я-то вас ни о чем не прошу!
Он снова окаменел.
- Но я, Симон, я вас прошу об этом. Придите мне на помощь, вы, знающий
о ней то, что сделает ее для меня еще дороже или еще ужаснее. Нельзя
оставлять меня в таком сомнении. Чего только я не насочиняю теперь?
Тоска терзала меня, но я еще и разыгрывал ее, чтобы сломить последние
колебания Симона. Настоящие слезы лились у меня по щекам, но, будь я один,